Еще один шанс... - Роман Злотников

Аким уважительно кивнул. В принципе озвученная его начальником в аглицкой земле сумма оклада для здешней домашней прислуги была очень велика, но в свете всего сказанного… Недаром Тимофей даже про далекий Шеффилд все так подробно знает, небось тоже не птичка в клюве принесла, а Джек либо кто другой такой же, на жалованье, расстарался.

Сбитень оказался не очень — не крепок и чуть излишне горьковат, но Аким все равно выхлебал его с удовольствием. Ибо это был этакий привет с родины, по которой он шибко тосковал. Хотелось повидать батюшку и матушку, да и остальных тоже. Хотелось пройтись по зимней улице, услышать, как похрустывает снег под валенками, скатиться на санях с горки, слепить славный, крепкий, хрусткий снежок, а не как здесь — колкий и водянистый. Хотелось зайти в церковь, постоять перед аналоем, послушать речитатив батюшки, подойти к причастию… да просто в бане попариться и то хотелось ужасно. Здесь-то, эвон, считай, вообще не моются. Он где-то неделю привыкал к вони, что царила в остальном вполне богатом и респектабельном доме мастера Джереми, который по праздникам даже позволял себе топить камин углем. Короче, домой хотелось, и сильно… И если что хоть как-то и примиряло Акима с его пребыванием в этой чужой земле, так это как раз тайны и секреты мастерства. Уж больно много их тут было…

Возвращался от Тимофея Аким уже в сумерках. Одинокие прохожие проскальзывали мимо, кутаясь в серые плащи и стараясь прижиматься к стенам домов. Потому как в Лондоне снова шел дождь…

В это посольство Аким попал потому, что на второй год глада и мора по протекции Митрофана оказался в Белкинской вотчине. Первый год они с батюшкой, матушкой и двумя Акимовыми младшими братьями как-то перебедовали в Москве. Перебедовали, потому что цены на хлеб, а потом и на все остальное продовольствие пошли резко вверх, а вот число заказов, наоборот, покатилось вниз. Хотя им еще было ничего. Его батюшка все ж таки был кузнецом знатным, известным, и потому кое-какие заказы ему еще перепадали. А вот кузнецы Кузнечной слободы, что в Скородоме, совсем, как баяли, по миру пошли… Так что когда наступила осень второго голодного года и всем уже стало ясно, что наступают еще более тяжелые времена, к Акимову отцу пришел Митрофан и предложил перебираться в царевичеву вотчину, в Белкино, что было расположено в трех днях пути по Калужской дороге. О ней на Москве ходили всякие удивительные слухи, но народ покамест не хотел сниматься с обжитого места и идти туда. Заработать хлеба пока можно было и здесь, на Москве. Царь Борис затеял большие каменные и землеустроительные работы, за которые расплачивались не обесценившимися деньгами, а зерном и мукой. Те же, кому было совсем уж невмоготу, а сил работать не было, могли, отстояв длинную очередь, получить миску похлебки с отрубями. Поэтому когда Митрофан пришел к батюшке с таким предложением, тот лично ехать наотрез отказался. А вот Акиму велел ехать непременно. Да еще все выспрашивал у Митрофана, нельзя ли отправить в Белкино еще одного из сыновей. Но Акимову второму брату исполнилось только девять лет, третий был еще меньше, а таковых в вотчине принимали только лишь с семьями. Акиму же тогда исполнилось уже двенадцать, и он уже числился учеником кузнеца, так что его взяли.

В царевичевой вотчине все оказалось даже еще боле удивительно, чем Аким думал. Особливо его поразил водяной молот, огромный железный слиток таким весом, что батюшкиному молотобойцу Петруше ни в жизнь не поднять, не то что ударить. Молот вздымало водяное колесо, а потом он с огромной силой обрушивался на увесистую раскаленную поковку, плюща ее легко и просто. Кузнецу при этом оставалось только лишь удерживать ее клещами и вовремя поворачивать, подставляя под удар тот бок, который было нужно. Возможно, именно там Аким и заболел всякими машинами и механизмами…

До дома мастера Джереми Аким добрался удачно, на свое счастье не повстречав никого из тех мастеров ножа и дубинки, что уже выбирались из подвалов и чердаков и занимали свои места в лондонских подворотнях. Элен встретила его у двери, приняла накидку, на мгновение прижалась молодым и крепким телом и шепнула:

— Отец про тебя уже спрашивал…

Аким молча кивнул, улыбнулся Элен и, обтерев лицо, двинулся в сторону двери, за которой находилась конторка мастера Джереми.

— О-о, Аким, ты уже вернулся? Отлично. Отлично. Проходи. Проходи… — Он всегда так говорил, мастер Джереми, многие слова произнося по два раза подряд. Ну такая была у него манера.

— Садись. У меня есть для тебя одно предложение. Да, предложение. Я считаю, да, я считаю… что нам с тобой стоит обсудить одно важное дело. Дело.

Аким тихонько вздохнул. Вот оно, началось… Он давно опасался, что мастер Джереми решит поговорить с ним насчет своих планов оженить их с Элен. И как теперь сказать ему, что он собирается уехать? А не уехать нельзя. Потому как то — государево дело. И хотя Аким не служилого сословия, кое клятву дает служить государю всем животом своим, но ведь он как бы тоже такое слово государю давал. Ну ладно, пусть не государю — тот тогда еще царевичем был, да только все одно — слово давал? Давал. Знать, держать его должен. А то какой же Аким тогда мастер? Так — дребедень одна. Кто тогда будет слушать, что вообще его уста извергают, если любое, что он скажет, лжой и пустым местом оказаться может? Вот таким образом, значит…

— Ты, Аким, у меня живешь уже год. Да, год, — обстоятельно начал мастер Джереми. — Я согласился принять тебя к себе в ученики. В ученики, значит. И, скажу правду, ни разу об этом не пожалел. Ни разу не пожалел. Ты — добрый мастер и цепкий ученик и кое в чем уже даже превзошел и меня. Да, меня.

— Ну что вы, мастер… — смущенно отозвался Аким.

— Не спорь — так и есть. Да, так и есть, — прервал его мастер Джереми. — Так вот, ты стал для меня и моей жены почти что сыном. Да, почти сыном.

Аким густо покраснел. Ну да, хозяйка, миссис Джереми Слайз, действительно последнее время относилась к нему очень тепло. И, когда он допоздна засиживался в мастерской, собирая очередной пистолетный замок или шлифуя уже готовый пистолет, частенько приносила ему туда то пудинг, то кусочек пирога. Впрочем, чаще всего это все-таки делала Элен.

— И потому я предлагаю тебе… да, предлагаю тебе, Аким… не возвращаться в эту твою далекую, холодную и дикую Тартарию, а остаться здесь, в самом Лондоне, моим помощником. Да, помощником. — Мастер Джереми сделал паузу, воздел вверх палец, улыбнулся и, только покончив со всеми этими действиями, завершил свою речь: — А также взять в жены мою дочь. Да, дочь, — Элен. Я же вижу, вы нравитесь друг другу. Да, друг другу. А в конце концов даже унаследовать мою мастерскую! — Мастер с гордым видом уставился на своего ученика, явно считая, что сделал ему такое предложение, от которого тот просто не сможет отказаться.

Аким долго, минуты две, молчал, не зная, как начать. Нет, он был благодарен мастеру за все, и даже Элен ему нравилась, но вот остаться…

— Мастер Джереми, — начал он, наконец собравшись с духом, — я вам очень и очень благодарен за все, что вы для меня сделали… И ваше предложение я тоже очень ценю… И Элен мне также очень нравится… Но… Простите меня, мастер Джереми, остаться я никак не могу… У меня там дом, батюшка, матушка…