"Гнуснейшие из гнусных" - Ежи Климковский

Ходила и иная, более правдоподобная версия, согласно которой самолет разлетелся на мелкие части еще в воздухе и лишь его жалкие остатки упали в воду на расстоянии нескольких десятков метров один от другого. Вот почему не удалось извлечь ни одной целой части самолета. Вот почему не удалось и выловить тела пассажиров; ведь при разрыве самолета в воздухе они были изуродованы так, что их все равно нельзя было бы опознать. Да, кстати, никто и не взял на себя труд попытаться выловить тела или остатки самолета.

Что же касается тела Сикорского, якобы выловленного, то никто никогда не идентифицировал его.

* * *

Почему так спешили с ликвидацией Сикорского? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно прежде всего вспомнить, в какое время погиб наш премьер и Верховный Главнокомандующий. Это случилось в переломный период войны, когда чаша весов решительно склонилась в пользу союзных государств и когда Запад собирался по своему усмотрению предопределить послевоенное будущее Европы. Точнее, гибель Сикорского произошла между конференциями в Касабланке и Тегеране.

Во время встречи в Касабланке Рузвельт и Черчилль обсуждали общие принципы будущего послевоенного устройства. В Тегеране предстояло принять уже более конкретные решения.

Вопрос о Польше являлся для англичан весьма щекотливым. Между прочим, английский проект послевоенного урегулирования в Центральной и Восточной Европе (его поддерживали и американцы) касался также и Польши. Предусматривалось создание Польши в границах 1939 года на западе и по так называемой линии Керзона (то есть примерно по линии Буга) — на востоке.

На Касабланкской конференции польское правительство не было представлено, не предполагалось присутствие его представителей и на конференции в Тегеране.

Такие условия было бы очень трудно предложить Сикорскому. Во-первых, потому что он никогда бы их не принял. Во-вторых, как Черчилль, так и Рузвельт лично дали Сикорскому большие обязательства, жили с ним в дружбе, вынуждены были считаться с его авторитетом.

Чтобы показать, насколько сильно опасались англичане соглашения Сикорского с правительством Советского Союза, еще раз сошлемся на факт срочного отзыва ими нашего премьера из Каира в Лондон. Когда Сикорский объявил о своей поездке в Каир для встречи с заместителем министра иностранных дел СССР, англичане, не желая допустить этой встречи и переговоров, вызвали Сикорского телеграммой в Лондон. Вызвали, предварительно сделав все, чтобы этот полет был для него последним.

Со смертью Сикорского англичане получили свободу действий в польском вопросе, что также входило в их планы, но при жизни Сикорского абсолютно не поддавалось реализации. С горизонта исчез человек, с которым они должны были безусловно считаться, а на его место пришла марионетка.

Санация также добилась того, чего хотела: отныне у нее был свой человек на посту Верховного Главнокомандующего. Теперь она считала, что ее власть гарантирована. Оставалось лишь изменить состав правительства, но это при поддержке Верховного Главнокомандующего представлялось уже более простым делом. Главная же цель, по мнению санационных деятелей, была достигнута.

Андерс, который так жаждал подобной перемены и перед которым теперь открылись широкие горизонты и возможности, в принципе проиграл больше всего. Он являлся лишь орудием в чужих руках и таковым остался до конца. Он был уверен, что после смерти Сикорского получит пост Верховного Главнокомандующего. Это наполняло его необычайной радостью, которую он не пытался скрывать. Он уже видел себя в роли диктатора, уже чувствовал себя верховным главнокомандующим. Поэтому сразу же начал борьбу с людьми, которых считал своими противниками. И это его погубило.

Он ни одной минуты не сомневался в том, что президент Рачкевич назначит его верховным главнокомандующим. Поэтому под нажимом Токаржевского, который принимал в этом деле самое активное участие, направил в Лондон делегацию. После смерти Сикорского Токаржевский как бы очнулся, его охватил порыв огромной активности и высокомерия, которых за ним до сих пор не замечали. Помню, как во время подготовки к выезду этой делегации, Андерс былл слегка нездоров и никого не хотел принимать. Но вот пришел Токаржевский. Узнав, что Андерс не принимает, он вознегодовал. Выкрикнув нарочито громко, чтобы все слышали:

«Теперь не время болеть!» — решительно отворил дверь и вошел в спальню Андерса. Он навязал нашему командующему состав делегации и цель ее поездки. Это явилось первым поражением Андерса, и позже он уже не мог оправиться от него. Тем более что потом всплыли еще дела о злоупотреблениях и иные, которые были использованы теми, кто опасался его всемогущества.

Официально делегация направилась для участия в похоронах Сикорского. На самом деле ее задачей являлась доставка писем президенту Рачкевичу с требованиями санационных кругов. В этих письмах, которые писались и составлялись Андерсом, Токаржевским и Окулицким, содержались предложения по поводу перераспределения самых высоких государственных постов. Обычно черновики писем подготавливал и согласовывал Оку-лицкий. Затем секретарша Андерса Грабская в моем присутствии перепечатывала их на машинке.

В этих посланиях, между прочим, выдвигались требования устранить из правительства министров Квапиньского и Станьчи-ка, к которым Андерс питал личную неприязнь. Именно это обстоятельство больше всего ему повредило и не позволило занять пост Верховного Главнокомандующего.

«Мы глубоко уверены, что в момент, когда дела Польши плохи и речь идет о том, быть или не быть родине, вы, господин президент, найдете силы, чтобы призвать к руководству делами страны людей деловых, честных и пользующихся доверием народа, решительно отстранив тех, кто в такой тяжелый для Польши час заботится лишь о выгодах партийных или личных, — писал Андерс — Мы также верим, что наступит наконец отделение командования войсками от руководства политикой, столь необходимое для оздоровления и укрепления армии. Докладываю, что впредь до решения вами всех этих вопросов буду выполнять лишь ваши приказы».

Из приведенного отрывка видно, что Андерс думал только о себе и тогда, когда писал о привлечении честных людей и устранении тех, кто «заботится лишь о выгодах партийных или личных», как Станьчик, Квапиньский и Кот, и тогда, когда писал о необходимости раздельного руководства армией и политикой. А в конце он ясно подчеркнул, что «впредь до решения вами всех этих вопросов» будет выполнять лишь приказы президента, тем самым дав понять, что иначе и быть не может и что он, Андерс, будет признавать лишь один авторитет, то есть президента. Словом, он явно уже видел себя во главе вооруженных сил.

Это письмо Токаржевский обязан был вручить лично президенту Рачкевичу в присутствии всей делегации, что являлось определенным условием Андерса.

Следствием же вручения письма было то, что когда Рачкевич сообщил его содержание заинтересованным лицам, то министр Квапиньский, оставшийся в правительстве, решительно не согласился на назначение Андерса. Вторым весьма отрицательным для Андерса фактором, который не менее фатально отразился на возможности занятия им поста Верховного Главнокомандующего, был состав самой делегации. Ведь в нее входили прежде всего Токаржевский и Окулицкий. Первый являлся ярым противником Андерса, только и ожидавшим подходящего момента, чтобы на нем отыграться. Он определенно поддерживал Соснковского и ни за что на свете не хотел бы видеть Андерса на посту Верховного Главнокомандующего; Окулицкий также питал больше симпатий к Соснковскому, чем к Андерсу, и в любом случае предпочел бы кандидатуру Соснковского. Даже полковник Бонкевич, преданный Андерсу человек, шеф его 2-го отдела, в случае выбора тоже наверняка высказался бы в пользу Соснковского, хотя бы потому, что слишком хорошо знал Андерса и имел о нем определенное мнение. Единственным, кто мог оказать довольно большое влияние через англичан, был подполковник Бобинский. Но англичанам, по крайней мере сразу же после гибралтарской катастрофы, было неудобно решительно вставать на сторону Андерса.