Палеонтология антрополога. Книга 1. Докембрий и палеозой - Станислав Дробышевский

* * *

Гондванскую гляциоэру завершил позднепермский гляциопериод, состоящий из двух ледниковых эпизодов – от конца кунгурского до середины казанского века и в середине татарского века, то есть в конце вордского и кептенском веке. Оледенение захватило не только Гондвану, как в предыдущие разы, но и северо-восток Азии, которая сдвинулась на север.

Похолодание сопровождалось аридизацией, то есть повышением сухости. Сначала это не слишком сказывалось на экосистемах, в которых все еще было много водных животных, но под конец перми осушение пошло уже всерьез, так что огромное число амфибий и зависимых от воды рептилий исчезло бесследно. Вслед за стегоцефалами, парейазаврами и дицинодонтами в могилу сошли и гигантские зверообразные хищники. Понятно, что пострадали не только позвоночные. Суммарно вымерли 70 – 75 % видов наземных животных, а насекомых – 83 % видов.

Но это все ерунда по сравнению с тем апокалипсисом, что творился в морях. Пермское вымирание – самое грандиозное за всю историю планеты. За несколько десятков тысяч лет – по геологическим меркам ничтожный срок – исчезли 50 % семейств, 70 % родов и 96 % видов морских организмов! Окончательно и бесповоротно пропали все трилобиты, ракоскорпионы, кораллы ругозы и хиолиты. Почти полностью исчезли табуляты, но это не спасло мшанок, сохранившихся по остаточному принципу и проигравших своим вечным конкурентам кораллам. На грани полного вымирания оказались брахиоподы, уступив место донных фильтраторов двустворчатым моллюскам. Сильно пострадали морские лилии и морские рыбы.

Неспроста граница эр – палеозойской и мезозойской – проводится именно тут.

Столь масштабный катаклизм должен был иметь грандиозные причины; ясно, что ученые соревнуются в изобретении поводов сгинуть целым экосистемам.

Понятно, что первым делом в голову лезут ужасные катастрофы, и в них недостатка действительно не было.

Чего стоит хотя бы извержение вулканических Эмэйшаньских траппов и траппов в Западной Сибири! Бездны лавы, изливающейся из бездонных трещин, тянущихся от горизонта до горизонта, выбросы ядовитых газов, разрушение озонового слоя и выжигание всего живого вдесятеро усилившимся ультрафиолетом, пожары и пепел, покрывающий столь плодородные в прошлом равнины. Ужас! Одна проблема: в непосредственном соседстве с сибирскими траппами тысячи лет процветала богатейшая флора и фауна, не зная о том, что ей положено в ужасе вымирать в рекордные сроки. Непосредственно в вулканических базальтах пермско-триасовых траппов на плато Путорана полно насекомых, причем это не следы одномоментной гибели, жизнь кипела в таком режиме тысячелетиями.

А может, причина в метеорите или астероиде? Что ж, подходящий кратер всегда найдется, их на Земле сотни. Например, кратер диаметром в 500 км около Земли Уилкса – отличный кандидат и по времени, и по масштабу.

А что, если археи Methanosarcinales научились наконец перерабатывать органику с выделением метана и слишком увлеклись процессом? Газ тысячелетиями накапливался на дне морей, потихоньку травя там все живое. Но с наступлением потепления случилось ужасное: метан одномоментно всплыл несказанным смертоносным пузырем. Такой адский выброс даже пафосно назван метангидратным ружьем. Бабахнуло «ружье» так, что дышать на планете стало нечем. ОБЖ в школах еще не ввели, скомандовать «газы» было некому, вот все и задохнулись.

Что сказать, сценарии впечатляющие и достойные экранизации в многосерийном фильме-катастрофе. Но может, хватало и обычных причин, просто сложившихся вместе?

Ранее единая Пангея трескалась, опять расползаясь в разные стороны. Пик оледенения быстро сменился потеплением. Концентрация кислорода в воде упала. Одновременно потепление высвободило огромное количество пресной воды, а соль уже ушла в материковые отложения, отчего океан стал намного преснее прежнего. Из-за тектонических движений уровень моря в одних местах понизился, в других – вырос. Уже этого набора во все времена хватало для того, чтобы все умерли, но в перми появился еще один источник проблем.

Как уже говорилось, ко второй половине перми появилось множество насекомых с водными личинками – поденки, веснянки, ручейники и прочие. Личинки накапливали азот и фосфор в воде, а взрослые насекомые разлетались и разносили ценные вещества по водоразделам. Удобрение почв привело к успеху наземной растительности, заселившей былые пустыни. Деревья – а в перми это уже полноценные голосеменные – пускали свои могучие корни и закрепляли почву, что снижало размыв. Азот и фосфор и так безостановочно выносились из водоемов, так еще и перестали туда возвращаться. В сочетании с падением концентрации кислорода и опреснением это дало катастрофический эффект – продуктивность морей несказанно снизилась. Очевидно, что все это произошло не вдруг, а заняло тысячи и миллионы лет. До некоторых пор прочности биосферы хватало, но количество имеет свойство переходить в качество. Тут-то все и вымерли.

* * *

Пермь – время торжества палеозойской биоты и ее фатального краха. Все заделы, появившиеся еще в кембрии, ордовике, силуре, девоне и карбоне, реализовались в перми в полную силу. Планета наконец-то покрылась полноценными лесами, насекомые развернулись во всю мощь своих крылышек, четвероногие наконец-то освоили все возможные экологические ниши, кроме разве что воздушной. Пермские холода дали нам волосы и теплокровность, разные классы зубов и способность жевать, вторичное нёбо и две новые слуховые косточки, наружные уши и отличное обоняние, развитый мозг и сложное поведение. Ноги стали выпрямляться, а спина училась гнуться в вертикальной, а не горизонтальной плоскости. Казалось, до появления настоящих млекопитающих оставался один шаг, но ужасный катаклизм – потепление и вымирание – разрушил все надежды.

* * *

Альтернативы

Обилие пермских существ поражает. При этом надо помнить, что мы знаем лишь малую часть реального разнообразия, ведь большая часть находок происходит из Приуралья и Южной Африки, а что в это время происходило на остальной планете – покрыто мраком. Каждый полевой сезон приносит массу открытий, и темпы обновления наших знаний зависят только от усердия и возможностей палеонтологов, земля же скрывает еще тысячи удивительных окаменелостей. Но даже среди изученных существ есть масса кандидатов на лучшую судьбу, чем их постигла в реальности.

Великое множество рептилизовавшихся амфибий, среди коих первое место держат сеймуриаморфы, запросто могли реализовать свой потенциал лучшим образом. Им бы еще десяток-другой миллионов лет на каком-нибудь маленьком личном континентике – и настоящим рептилиям противостояла бы серьезная конкуренция. Но Пангея на то и «пан», что своих континентиков не оказалось, а условия даже в удаленных частях не слишком различались. Впрочем, несходство фаун даже из близких местонахождений показывает, что расстояние имело большое значение для расселения неторопливых амфибий и даже рептилий.

Среди зверообразных рептилий известно великое множество групп и жизненных форм. Суминии и, возможно, некоторые дицинодонты уже были готовы стать рептилио-приматами, развили бинокулярное зрение, хватательную кисть и всеядность – все важнейшие качества, отличавшие наших предков в начале кайнозоя. Конечно, лучшие альтернативные кандидаты на «маммализацию» – превращение в млекопитающих – тероцефалы. Какие-нибудь крысоподобные Nikkasaurus tatarinovi или барсукоподобные Hexacynodon purlinensis были в полушаге от настоящих зверей. Вибриссы, шерсть, теплокровность, большой мозг – не хватало только живорождения (а про это мы знаем слишком мало – может, оно уже у кого-то и появилось?).