Новое индустриальное общество - Джон Кеннет Гэлбрейт

Высокая занятость и высокие заработки ослабляют чувство прикованности к выполняемой работе и тем самым как бы замещают профсоюз. При высокой занятости имеется возможность найти другую работу. Рабочий, следовательно, может чувствовать себя уверенно. Не профсоюз, а высокая занятость — вот что освобождает его от рабской зависимости от работы, которую он в данное время имеет. В Соединенных Штатах, так же как и в Англии, Канаде и некоторых других странах, система регулирования совокупного спроса в целях обеспечения высокой занятости была в значительной мере навязана профсоюзами. Она представляла собой ту форму приспособления государства к нуждам индустриальной системы, к которой рабочее движение больше всего стремилось. И вместе с тем она оказалась лучшим средством для уменьшения значения профсоюзов[223].

Высокие заработки тоже уменьшают страх перед возможными физическими лишениями. Тем самым они внушают рабочему чувство свободы, которое ему когда-то внушал профсоюз, и, следовательно, тоже ослабляют его зависимость от профсоюза. Однако в индустриальной системе связь между заработком и необходимостью (и готовностью) трудиться носит сложный характер и зачастую неверно толкуется. Необходимо сделать здесь отступление, чтобы выяснить эту связь.

5

Можно почти с полной уверенностью утверждать, что, как это обнаруживается в первобытном обществе, человек по своей природе склонен трудиться лишь столько, сколько это необходимо для обеспечения известного уровня потребления. После этого человек отдыхает, занимается спортом, охотой, принимает участие в светских или религиозных обрядах или уделяет время другим формам развлечений и духовного совершенствования. Эта склонность первобытного человека довольствоваться малым приводила и до сих пор приводит в отчаяние тех, кто считает себя носителями цивилизации. То, что именуется экономическим развитием, сводится в немалой степени к изобретению способов преодоления склонности людей ограничивать свои цели, касающиеся заработка, а тем самым и свои усилия. Особо полезными в этом отношении долго считались товары, которые содержат наркотики и возбуждают все усиливающуюся потребность в них; этим объясняется большое значение, которое на ранних стадиях современной цивилизации придавалось табаку, алкоголю, кокаину и опиуму, — значение, которое они полностью не утратили в наше время. Однако более законными считаются ныне такие товары, которые своей новизной взывают к тщеславию, стремлению превзойти или не уступать другим в отношении нарядов и украшений. Если потребность в пище и жилище — особенно в местностях с мягким климатом — довольно легко удовлетворить, то действие импульсов, порождаемых соперничеством в нарядах и украшениях или хвастовством, не кончается за какой-то четкой гранью. До последнего времени фермеры и вербовщики рабочей силы в Калифорнии побуждали своих рабочих-филиппинцев тратить значительные деньги на приобретение одежды. Давление долгов, в которые рабочие-филиппинцы влезали для этой цели, и стремление каждого из них превзойти других наиболее экстравагантной экипировкой, быстро превратили этих веселых и беспечных людей в современную и стабильную рабочую силу. Во всех слаборазвитых странах энергия и усилия, возбуждаемые внедрением современных потребительских товаров — косметики, моторных лодок, транзисторных приемников, консервов, велосипедов, грампластинок, кинофильмов, американских сигарет, — играют, по общему признанию, важнейшую роль в стратегии экономического развития.

В промышленно развитых странах процесс внушения потребностей и тем самым необходимости трудиться носит весьма сложный характер, но корни его те же. Здесь он также имеет важное значение. В 1939 г. реальный доход наемных работников в США был очень близок к самому высокому из отмеченных когда-либо статистикой уровню и самым высоким в мире. В последующую четверть века он увеличился вдвое. Если бы уровень дохода 1939 г. стал конечной целью, то в последующие 25 лет масса затрачиваемого труда уменьшилась бы наполовину. В действительности, однако, количество отработанных часов в неделю несколько увеличилось. Это явилось замечательным достижением.

Оно отчасти объясняется вполне сознаваемой ныне способностью индустриальной системы приспосабливать общественное мнение к своим нуждам. Принято считать, что увеличивать доход и потребление — это похвально с общественной и моральной точки зрения. Праздность рассматривается как нечто такое, что должно вызывать подозрение, особенно в тех случаях, когда это касается людей, получающих низкие доходы. Поэтому сокращение установленной законом рабочей недели должно всегда рассматриваться как сомнительная социальная политика, потворствующая дурным склонностям или слабости духа.

Ученые-экономисты, выполняя одну из своих общеизвестных ныне функций, подкрепили эти взгляды целым рядом важных теоретических положений, преподносимых в качестве бесспорных истин. Высшим мерилом социальных достижений они провозгласили темп роста производства. Отсюда следует, что замена работы досугом — это дело антиобщественное. Экономическая теория долгое время настойчиво утверждала, что потребности однородны и беспредельны. Невозможно доказать, что богатая женщина получает точно такое же удовлетворение от очередного платья, как голодный человек от рубленого шницеля. Но невозможно доказать и обратное. Раз так, то потребность богатой женщины в новом платье следует считать равнозначной потребности бедняка в мясе. Претенденты на ученую степень в области экономических наук все еще рискуют провалиться при защите диссертации, если они придерживаются иного мнения. Если все потребности имеют одинаковый вес и значение, то отсюда следует, что моральная и социальная обязанность трудиться для их удовлетворения остается неизменной независимо от объема производства[224].

Некоторые руководители корпораций, обнаруживавшие болезненно острую реакцию на критику корпораций, временами предполагали, что по смыслу выдвигаемых ими идей экономисты являются их врагами. На деле же экономисты решительно поддерживают те убеждения, в которых корпорации более всего заинтересованы. Было бы логично на первый взгляд утверждать, что объем национального продукта, требуемого для удовлетворения потребностей страны, имеет свои границы. В таком случае мерилом экономических достижений считался бы темп сокращения количества рабочих часов, необходимых для удовлетворения этих потребностей. Если бы экономисты защищали эту установку и те радикальные последствия, которые она имела бы для индустриальной системы, то для недовольства ими имелись бы основания. Никто из экономистов не проявил подобной нелояльности.