На службе зла - Роберт Гэлбрейт

Сколько могла, Робин сопротивлялась. Ее смущала сама идея маминого визита. Эта затея представлялась ей детской, неуместной и попросту глупой. К тому же Страйк, увидев свою помощницу в сопровождении мамы, мог бы усомниться в ее профессиональной пригодности.

Как же горько сожалела Робин, что не сумела скрыть свой ужас при виде вложения в открытку с репродукцией Веттриано. Как можно было дать слабину, особенно после того, как она посвятила Страйка в свою собственную историю. Выслушав ее исповедь, он тогда сказал, что это не будет иметь никакого значения, но она-то знала: что ей можно, а чего нельзя – всегда решали за нее другие.

Такси катилось вдоль кольцевой линии метро; Робин убеждала себя, что мама не виновата в этой неловкости. Она сама должна была заранее позвонить Страйку и тогда не спугнула бы Повторного. Если уж честно, Робин понадеялась, что Страйк уйдет по делам или будет сидеть в мансарде, а она спокойно покажет Линде свое рабочее место, не отвлекаясь на церемонии. Она просто-напросто опасалась, что после ее звонка Страйк, в силу своей природной любознательности и вредности, специально задержится в конторе, чтобы познакомиться с ее мамой.

Линда со Страйком мило болтали, пока Робин молча заваривала чай. Она подозревала, что Линда так рвалась познакомиться со Страйком именно для того, чтобы оценить градус теплоты в отношениях дочери и ее босса. Из-за постоянного недосыпа Страйк выглядел хуже некуда: на добрый десяток лет старше своего возраста, с щетиной на подбородке и ввалившимися глазами. Взглянув на него, Линда всяко отбросит подозрения, что дочь тайно сохнет по такому экземпляру.

– Должна сказать, он произвел на меня хорошее впечатление, – заговорила Линда, когда впереди возникло похожее на дворец кирпичное здание вокзала Сент-Панкрас. – Красавцем его не назовешь, но что-то в нем есть.

– Пожалуй, – холодно ответила Робин. – Сара Шедлок тоже так считает.

Перед их отъездом на вокзал Страйк отозвал Робин в сторону и вручил ей самое начало списка, в котором значились массажные салоны, стриптиз-бары и клубы эротических танцев Шордича; ей предстояло завершить их перечень, а потом обзвонить эти заведения одно за другим и выяснить, не работает ли в каком-нибудь из них Ноэл Брокбэнк.

– Я почти уверен, – добавил Страйк, – что он опять пошел в охранники или вышибалы. На что еще годен этот громила с пробитой головой и такой биографией?

Из уважения к Линде, которая навострила уши, Страйк решил не уточнять, что Брокбэнк, по его мнению, будет обеими руками держаться за работу в секс-индустрии, где проще всего найти беззащитных женщин.

– Хорошо, – ответила Робин и оставила список на своем рабочем столе, куда положил его Страйк. – Я только провожу маму и сразу вернусь…

– Нет, лучше будет, чтобы ты звонила из дому. Помечай каждый звонок. Все расходы я возмещу.

Перед глазами у Робин мелькнули Destiny’s Child с постера их альбома «Survivor».

– А на работу когда выходить?

– Когда управишься, – ответил он и, правильно истолковав ее выражение лица, добавил: – Ты же знаешь: мы, скорее всего, навсегда лишились Повторного, так что Папой-Злодеем займусь я сам…

– А как насчет Келси?

– Твое дело – розыск Брокбэнка, – сказал Страйк, потрясая списком, и добавил (у него раскалывалась голова, о чем Робин не догадывалась): – А вообще завтра официальный выходной, королевская свадьба…

Он недвусмысленно дал понять, что просит ее не путаться под ногами.

За время ее отсутствия что-то неуловимо изменилось. Возможно, Страйк вспомнил, что она не прошла подготовку в рядах военной полиции, что никогда не видела отсеченных конечностей, пока не получила ту посылку, а следовательно, будет совершенно лишней в этих чрезвычайных обстоятельствах.

– Я только что брала отпуск на пять дней…

– Неужели не понятно, – он начал выходить из себя, – твое дело – составить список и всех по нему обзвонить. Для этого не нужно торчать в конторе.

Твое дело – составить список и всех по нему обзвонить.

Ей тут же вспомнилось, как Элин назвала ее секретаршей Страйка.

В такси на Робин нахлынула волна гнева и обиды, которая смыла все здравые мысли. В присутствии Уордла Страйк назвал ее партнером – тогда ему требовалось ознакомить ее со снимками расчлененного тела. Однако никакого нового контракта не предложил, официально не переоформил их трудовые отношения. Набирала текст она быстрее, чем Страйк, тыкавший в клавиатуру расплющенными волосатыми пальцами; она обрабатывала почти все счета-фактуры, отвечала на обращения по электронной почте. Она же наводила порядок в документации. Не исключено, подумала Робин, что Страйк сам рассказывал о ней Элин как о своей секретарше. Не исключено, что назвал ее партнером для красного словца, только чтобы подольститься. Вполне возможно (Робин понимала, что сама себя накручивает), Страйк и Элин мусолили ее недостатки, когда устраивали тайные свидания за спиной у обманутого мужа. Весьма вероятно, он признавался Элин, что напрасно взял на работу «эту женщину», которая, вообще говоря, пришла к нему временной секретаршей. Да и про изнасилование, наверно, выболтал.

Знаешь, мне тоже пришлось нелегко.

Твое дело – составить список и всех по нему обзвонить.

С чего она вдруг расклеилась? По щекам текли слезы злости и отчаяния.

– Робин? – встревожилась Линда.

– Ничего, ничего, – мстительно выговорила Робин, вытирая глаза ладонями.

После пяти дней безделья, которые она провела дома с мамой и Мэтью, после неловких пауз, то и дело повисавших в тесной гостиной, после шепотков, которыми обменивались мама и Мэтью, пока Робин была в ванной, она просто на стенку лезла. Ей совсем не улыбалось снова засесть в квартире. Как ни странно, ей было спокойнее мерить шагами улицы в центре Лондона, где в любой момент мог появиться тип в вязаной шапке, чем томиться в своей квартире на Гастингс-роуд.

Наконец такси остановилось у вокзала Кингз-Кросс. Когда они шли к нужной платформе, Робин, чувствуя на себе косые взгляды матери, всеми силами старалась держать себя в руках. Сегодня вечером им с Мэтью опять предстояло остаться наедине; не за горами был окончательный, решающий разговор. Вначале Робин и слышать не хотела о приезде Линды, но теперь, перед скорым расставанием, невольно признавала, что мать держалась совершенно ненавязчиво и создавала в доме атмосферу покоя.

– Вот и славно, – сказала Линда, когда, благополучно водрузив чемодан на багажную полку, вышла на перрон проститься с Робин. – А это тебе.

Она протягивала дочери пятьсот фунтов.

– Мам, я не могу…

– Можешь, можешь, – заверила ее Линда. – Либо прибереги на новое жилье, либо купи свадебные туфли от Джимми Чу.

Во вторник они прошлись по Бонд-стрит и поглазели на выставленные в витринах роскошные ювелирные изделия, на сумочки, приближающиеся по цене к подержанному автомобилю, на одежду известных брендов, недоступную ни одной из них. В Харрогейте магазины были куда скромнее. Как зачарованная Робин любовалась обувью. Мэтью не любил, когда она надевала туфли на слишком высоком каблуке; но в этот раз у нее возникло дерзкое желание встать на пятидюймовые шпильки.