Энцо Феррари. Самая полная биография великого итальянца - Лука Даль Монте

В субботу после полудня «375» Гонсалеса стояла на старте справа в первом ряду. Рядом с ним, в центре, находились две «Альфетты» Фанхио и Фарины. Слева Аскари закрывал первый ряд на своей «375». Однако лидерство неожиданно захватила «Альфетта» Феличе Бонетто, стартовавшая со второго ряда. Бонетто возглавлял пелотон всего один круг. На втором Гонсалес обогнал его и вышел в лидеры.

В течение нескольких кругов аргентинец постоянно увеличивал свой отрыв. На шестом из них Фанхио начал догонять ушедшего вперед соотечественника и на десятом обогнал его, перехватив лидерство. И Фанхио показалось, что он уходит в отрыв от пелотона, что для него было повторением слишком привычного сценария. Но это было лишь мимолетное впечатление. Гонсалес в тот день был в ударе, а «Феррари 375» – в отличной форме. Двигатель «Альфетты» был мощнее, чем 12-цилиндровый мотор «375», но агрегат, работе над которым Лампреди отдал два года своей жизни, при выходе из поворотов обеспечивал более равномерную отдачу мощности при выходе из поворотов, что давало преимущество Гонсалесу.

Вскоре после середины гонки студиозус превзошел учителя, впечатляюще обогнав его в «Бекеттсе», одном из самых сложных поворотов быстрой трассы «Сильверстоун». Гонсалес вернул лидерство и больше его не отдавал, несмотря на упорные попытки Фанхио. Благодаря одному пит-стопу вместо двух – расход топлива у «Альфа-Ромео» был больше – у Гонсалеса создалось преимущество более чем в минуту. На последних кругах он сосредоточился на контроле над ситуацией, его гандикап сократился и в момент отмашки клетчатым флагом составил 51 секунду.

Это был исторический момент. Первая победа Гонсалеса в «Формуле-1», но, что важнее всего, это был первый случай, когда «Альфа-Ромео» не победила в гонке, идущей в зачет чемпионата мира. Победа «375» также означала первое поражение двигателя с нагнетателем и первый успех атмосферного мотора. И, конечно, это была первая победа «Феррари» в гонке «Формулы-1».

Федерико Джиберти, спортивный директор Скудерии из Маранелло, немедленно сообщил своему начальнику о том, что произошло. Феррари рассказывал, что он узнал новость, будучи в Модене, и что, положив трубку, он расплакался от радости, и есть все основания ему верить.

Великий день настал. Это была его вендетта. Он, маленький провинциальный ремесленник, человек, после двадцати лет преданности и самоотречения без особых церемоний уволенный неблагодарным и политизированным руководством, победил большую автомобильную компанию, которая доминировала в высшей категории мирового автоспорта в течение полутора лет. Энцо Феррари основал «Феррари», чтобы доказать руководству Портелло, какую ошибку они совершили, отстранив его. Чудовищность этой ошибки теперь была очевидна всем.

Его «375» победила его же «158», и в тот летний день Феррари, обгорая на солнце плоской паданской равнины, сделал вывод, к которому мог прийти только он. «Я победил свою мать», – изрек он в минуту радости, которой он так долго стремился достичь всеми своими силами в течение двенадцати долгих лет. Но радость эта была не полной. Со странной смесью удовлетворения и сожаления, которое неожиданно вызвала в нем победа, он заметил, что она «не доставила мне той радости, которую я надеялся получить».

Однако пировать было и некогда. Через две недели планировалась гонка на «Нюрбургринге» – Гран-при Германии. Для «Альфа-Ромео» это был экзамен, для команды Феррари – возможность доказать, что ветер действительно переменился.

У всех «Альфа-Ромео» были технические проблемы, и «Феррари» беспрепятственно летели к триумфу. Сопротивляться смог только Фанхио, чье мастерство на трассах вроде «Ринга» всегда могло быть преимуществом. Но в пользу «375» Аскари было и меньшее потребление топлива – ее пришлось дозаправлять только один раз. Миланец и его «Феррари» увидели клетчатый флаг на полминуты раньше, чем Фанхио и его «Альфа-Ромео». «Альфетта» аргентинца оказалась единственной, доехавшей до этого флага, в то время как все три оставшиеся «Феррари» финишировали единой группой: Гонсалес – третьим, Виллорези – четвертым, Таруффи – пятым.

Конец эпохи. Энцо Феррари поставил «Альфа-Ромео» на колени. Той ночью в Маранелло Феррари заявил: «Сегодня у “Альфа-Ромео“ начался спортивный спад, а у “ФИАТ“ он завершился тогда, когда они отказались от гонок».

И ОН ЗНАЛ ЭТО ЛУЧШЕ ВСЕХ, И НЕ ТОЛЬКО ПОТОМУ, ЧТО ВИДЕЛ ВСЕ ИЗНУТРИ, А ПРЕЖДЕ ВСЕГО ПОТОМУ, ЧТО ВНЕС В ЭТО СВОЙ ВКЛАД, КОГДА УВЕЛ ИЗ «ФИАТ» В «АЛЬФА-РОМЕО» ЦЕННЫХ ИНЖЕНЕРОВ, ТАКИХ, КАК БАЦЦИ И ЯНО. И ПОСЛЕ ТОГО, КАК ОН ВКЛАДЫВАЛСЯ В УСПЕХ «АЛЬФА-РОМЕО» (КОТОРУЮ ОН ПРОДОЛЖАЛ НАЗЫВАТЬ ПРОСТО «АЛЬФА», КАК ДЕЛАЛ ЭТО И ПОСЛЕ ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ, КОГДА ПРИШЕЛ ТУДА РАБОТАТЬ), ТЕПЕРЬ ОН ГОТОВИЛСЯ ЕЕ РАЗРУШИТЬ.

Следующей гонкой был Гран-при Италии в Монце. Год назад миланская команда отметила на этой трассе завоевание своего первого чемпионского титула в «Формуле-1». Теперь же ей для того, чтобы погасить бушующее пламя «Феррари», приходилось сражаться изо всех сил. В квалификации дела шли хорошо – обе «Альфетты», Фанхио и Фарины, были впереди. В гонке – хуже: Аскари снова был неудержим, Гонсалес занял второе место. Первая из «Альфа-Ромео», машина Бонетто, на которой ехал Фарина, пришла только третьей, с отставанием на круг, а за ней следовали две другие «Феррари» – Виллорези и Таруффи. К моменту отмашки клетчатым флагом Фанхио уже более сорока кругов был лишь наблюдателем – двигатель его машины задымил.

Для Феррари это был день настоящей славы. Но для итальянской автопромышленности этот вечер в целом был весьма горьким. Ситуацию, как обычно, лучше всех описало перо Джованни Канестрини, который в течение тридцати лет следил за итальянскими машинами на гоночных трассах Европы и не только. «Если эту абсолютно итальянскую победу, которая венчает усилия, труд и ум предприятия – возможно, уникального в мире, созданного Энцо Феррари, – можно назвать восхитительной, то поражение машины, – то есть «Альфа-Ромео 159», наследницы «158» – которая в течение многих лет дарила победы и призы и которая неоднократно прославляла нашу страну, можно назвать вызывающим жалость».

Если для Энцо Феррари «Сильверстоун» был грустным эпизодом, а «Нюрбургринг» – днем признания завершения исторического цикла «Альфа-Ромео», то «Монца» должна была стать моментом наивысшего удовлетворения. Ведь помимо того, что он победил «Альфа-Ромео» на родной трассе, после Гран-при Италии Аскари и Гонсалес стали полноправными претендентами на звание чемпиона мира. Однако его сложная природа – как личности, так и спортсмена – не позволяла ему полностью наслаждаться достигнутым результатом. Джанни Брера, который интервьюировал его несколько дней спустя, попытался объяснить это тем, что на него «навалилась тоска, свойственная человеку, который в течение очень долгого времени, не думая ни о чем другом, кроме как о победе, внезапно ощущает, что с тех пор, как он достиг