Машина пространства. Опрокинутый мир - Кристофер Прист

к нам милостивой: марсиане были поглощены своими заботами. С их точки зрения, победа над двумя беззащитными городами была неоспоримой, а случайно уцелевшие беглецы роли не играли. С головокружительной быстротой чудовища настигли нас, почти скрытые от глаз брызгами, которые разлетались у них из-под ног. Одна суставчатая опора вонзилась в воду в каких-нибудь трех ярдах от лодки, и нас чуть не захлестнула волна. Лодку качнуло, накренило, и в нее набралось столько воды, что я не сомневался: быть нам на дне.

Но не прошло и минуты, как треножники скрылись из виду, оставив нас на взбаламученной реке в полузатопленной утлой лодчонке.

8

Минут десять, не меньше, мы занимались тем, что, подгребая руками, ловили весла, а потом вычерпывали воду в надежде сделать лодку вновь управляемой. К тому времени боевые машины марсиан исчезли где-то на юге – вероятно, вернулись к своей яме на пустоши близ Уокинга.

Изрядно потрясенный увиденным, я всецело отдался гребле, и вскоре мы уже проплывали мимо оплавленных развалин Уэйбриджа. Если здесь кто-либо и уцелел, то мы, во всяком случае, этого не обнаружили. В ту минуту, когда марсиане нанесли свой удар, через реку переправлялся паром – теперь из воды торчал его перевернутый почерневший остов. Вдоль береговой полосы лежали десятки, а может, и сотни обугленных трупов тех, кто испытал на себе непосредственное воздействие теплового луча. Сам городок был охвачен пламенем; домов, не затронутых жестоким нападением, почти не осталось. Все это походило на страшный сон – город, пылающий в безмолвии и безлюдье, был подобен погребальному костру.

В воде тоже плавало множество трупов – по всей вероятности, те несчастные, кто рассчитывал найти в ней спасение. Марсиане с присущим им злобным коварством направили тепловые лучи на поверхность реки и довели воду до температуры кипения. Амелия опустила было палец за борт и тут же его отдернула. Кожа на многих плавающих телах приобрела ярко-красный оттенок – людей в буквальном смысле слова сварили заживо. К счастью для нашего рассудка, поднимающийся от воды пар заволакивал окружающее и избавил нас от самых жутких подробностей этой кровавой бани.

Не без облегчения я миновал Уэйбридж и достиг излучины, но и на этом наши страдания не кончились: теперь стало видно, какой ущерб нанесен Шеппертону. По настоянию Амелии я приналег на весла и спустя несколько минут оставил худшее позади.

Пройдя следующую излучину, я поневоле замедлил темп – руки отказывались мне служить. Наше душевное состояние было неописуемо тягостным – да и каким оно могло быть после всего того, что нам довелось увидеть! Я пристал к отмели, мы взобрались на берег и, не в силах долее сдерживаться, опустились на траву. Не стану отягощать вас подробностями, скажу только: мы нестерпимо страдали, и эти страдания усугубляла мысль, что мы стали соучастниками творимых марсианами преступлений.

К тому времени как мы собрались с мыслями, прошло часа два; за эти два часа в нас окрепла уверенность, что мы обязаны сыграть в борьбе с чудовищами более активную роль. К лодке мы вернулись, вновь преисполненные решимости. Наверняка сэр Уильям Рейнольдс сумеет предложить – если уже не предложил – что-нибудь более остроумное, чем командиры воинских подразделений.

Теперь по воде лишь изредка проплывали обломки, напоминающие нам о виденном, – но ведь память сохраняла все до мельчайших деталей. С момента стремительной марсианской атаки мы не встретили ни одной живой души, ничто не шевелилось, лишь вдали клубами поднимался дым.

Отдых восстановил мои силы, и я вновь принялся энергично грести легкими размеренными взмахами.

Будто споря с тягостными нашими переживаниями, день выдался именно такой, по каким я истосковался на Марсе. Веял свежий ветерок, пригревало солнце. Зелень деревьев, пышная трава вдоль берегов радовали сердце, щебетали птицы, над водой порхали бабочки и стрекозы. Вся эта мирная картина да успокоительная размеренность гребли помогли мне совладать с потрясением.

Марсиане доказали нам свое превосходство – это бесспорно; удовольствуются ли они тем, что закрепятся на отвоеванных рубежах? Если да, то какую передышку получит наша армия для того, чтобы разработать и испробовать какую-то новую тактику? И вообще, велика ли численность наших вооруженных сил? Ведь, не считая трех артиллерийских батарей, которые мы видели и слышали, других войск нам что-то не попадалось.

Наконец, не настала ли пора нам самим получше примениться к нынешним обстоятельствам? В известной мере мы с Амелией до сих пор придерживались правил, выработанных еще в полете, иными словами, наши поступки предопределяло господство марсиан. Но теперь-то мы у себя на родине, здесь у каждой деревушки знакомые имена, здесь принято намечать жизненные планы по дням и неделям. Нам известно, в какой именно части Англии мы приземлились, нам ясно, что здесь лето, стоит прекрасная погода, пусть даже все кругом предвещает недоброе. Правда, мы не знаем, какой сегодня день недели, какое число и даже какой месяц.

Вот над какими вопросами – согласен, довольно пустячными – я размышлял, ведя лодку по очередной излучине, как раз за мостом возле Уолтона-на-Темзе. Именно тут мы и заметили первого за весь день живого человека – молодого, в темном одеянии. Он сидел в камышах у кромки воды и уныло всматривался в противоположный берег. Указав на него Амелии, я тотчас же изменил курс и подплыл поближе.

Когда расстояние уменьшилось, я понял, что перед нами викарий. Вблизи этот служитель церкви оказался совсем желторотым юнцом: кость у него была тонкая, а голову венчала шапка льняных завитков. Чуть позже мы разглядели, что на земле рядом с ним распростерся другой человек – тот был поплотнее, а его тело, обнаженное выше пояса, покрыто речной тиной и копотью.

Не в состоянии сразу отвлечься от своих пустячных мыслей, я крикнул викарию, едва лодка подошла достаточно близко:

– Сэр, какой у нас сегодня день?

Бросив взгляд в нашу сторону, викарий неуверенно поднялся на ноги. Не составляло труда догадаться, что он глубоко потрясен пережитым: руки у него находились в безостановочном движении, теребя ворот изодранной рубашки. Немного помедлив, он ответил, уставившись на меня мутными отсутствующими глазами:

– День Страшного суда, дети мои.

Амелия пристально посмотрела на человека, лежащего на земле, и спросила:

– Святой отец, он жив?

Ответа не последовало – викарий уже забыл о нас и, отвернувшись, собрался было отойти, однако раздумал и вновь удостоил нас взглядом.

– Вам помочь, святой отец? – продолжала Амелия.

– Кто способен помочь, когда на нас обрушился гнев Господень?

– Эдуард! Греби к берегу!

– Но чем же мы им поможем? – возразил я.

Тем не менее я навалился на весла, и секундой позже мы уже выбирались на берег. Викарий безучастно наблюдал за тем, как мы опустились на колени возле распростертого тела. Нам сразу же стало ясно, что этот человек не умер,