Колоски - Елена Евгеньевна Павлова

не живые, но и не мёртвые, и вполне разумны. Вэйт защищал их бешено, сам от себя не ожидал, поругался со всеми, даже морду набил, правда, только одну. Йэльф — из лучших побуждений — попытался спеть над Скином Созидание. Вэйт, при первых же звуках увидев, что происходит с другом, оперативно вышиб Йэльфа из транса, заткнув ему рот первым же попавшимся предметом — собственным кулаком. Безобразная была драка. Драться ни один, ни другой не умели, кусались, царапались и катались по земле — вспомнить стыдно! Разнимали сцепившихся эльфов как раз несостоявшиеся подопытные, в основном Рита, Скину было… плоховато. А чтобы выгородить дракона, Вэйт попытался изобразить, что поднятие — его изобретение, даже формулу выучил, но его быстро раскололи, новые поднятия запретили и объявили Ри в розыск. Вот тогда-то он и сбежал. Запрещение, конечно, ни фига не сработало, обязать их клятвой Перворождённые не сообразили. А когда на твоих глазах погибает дорогое тебе существо, и ты знаешь, что можешь его спасти, но не должен из-за дурацкого запрета дурацких Перворождённых — кто ж тут будет раздумывать? К Скину, Рите и Вэйту обращались тайком, умоляли, в ногах валялись — и упрашивали. Число поднятых во Жнеце медленно, но неуклонно росло, начался кровавый беспредел — вампиры хотели кушать, а законов и Клятвы ле Скайн тогда ещё не было. Именно тогда вампиры стали пугалом, и представление о них, как о жестоких кровопийцах, сумело пройти через века. До сих пор многие, особенно эльфы, их недолюбливают и подозревают в самых невероятных гнусностях. И, если совсем уж честно — не зря. Всякое бывало. Неизвестно, чем бы всё кончилось, если бы не Дора Гривская со своим Великим Откровением.

Скинэльф недолго пробыл вампиром. Спустя всего двести с небольшим лет он завёл себе энка, девушку, очень похожую внешне на Лайлль. А она оказалась верующей во что-то там, и решила «вылечить» своего ненаглядного вампира. Да, на людей серебрёная вода оказывала благотворное действие, ионы серебра — хороший бактерицид. Уж где она её достала — кто знает, но достала, и напоила Скина, подлив в кубок с вином. Всё, что Скин успел — сломать личку Вэйта и прохрипеть просьбу не обижать глупую девочку — она не со зла. И его не стало. Вэйт в любом случае выполнил бы его последнюю просьбу, но это не понадобилось. Видимо, девушка действительно любила Скина. Увидев, что наделала, она сошла с ума, и Госпиталь стал её последним пристанищем. А Рита ещё долгое время после этого возилась с Вэйтом, впавшим в чёрную меланхолию.

Если не считать Риты, Вэйт остался практически один, с прочими Перворождёнными он общался неохотно. Он страшно расстроился и растерялся, когда обнаружил, что и Ри перестал отвечать на его вызовы, даже решил, что дракон тоже погиб. И очень обрадовался вчера, обнаружив, что старый друг жив, и теперь старался быть рядом и вообще… поддержать. А Ри, вот обидно, его усилий просто не замечает. Почему это так обидно — Вэйт сказать бы не смог, но вот обидно же! Вэйт же чувствует! Но сказать об этом никак не получается, что-то останавливает, нерешительность какая-то нападает. Даже с Ритой никогда с ним ничего похожего не происходило, или он об этом забыл, а уж когда вампиром стал — и подавно такого случиться с ним не могло. С кем бы поговорить, у кого есть опыт быть живым, спросить — это нормально? Вот так вот… смущаться? Это так называется? Проконсультироваться. А то совсем непонятное что-то творится в голове. И даже не в голове, где-то ниже. А пока остаётся только заглядывать через плечо и надеяться, что Ри о чём-нибудь его попросит — подержать, подать, и одобрительно угукнет, когда Вэйт…

— Вэйточка, не сопи над ухом, а? Тебе заняться нечем? Спаси тебя Высь, если под руку толкнёшь! Вон там судьбы мира решаются, пойди поучаствуй! — губы Вэйта обиженно дрогнули, он поспешно отвернулся и пошёл куда-то, не разбирая дороги, лишь бы подальше. Дождался, называется! Ри недоумённо пожал плечами ему вслед и опять закопался в развороченное нутро прибора. Странным стал каким-то его давний знакомый в последнее время…

А Вэйт, не глядя под ноги, пролетел коридорчик, вполне закономерно споткнулся об оставшийся порог — и Лайм еле успел остановить стремительное сближение его головы с новой плитой, аж все мышцы взвыли, но реакция не подвела.

— Ты летать учишься? Может, лучше снаружи? — закряхтел он, вставая с пола и поднимая Вэйта. И растерялся: — Ну, чего ты? Больно? Где? — потому что Вэйт разрыдался, уткнувшись в большое тёплое плечо.

— Он… он меня не замечае-е-ет! — отчаянно замотал головой Вэйт. Лайм склонился, пытаясь понять смысл этого мычания сквозь всхлипы. Смешались две волны золотых волос.

— Да кто? Да не замечает — и забей, подумаешь! Оно тебе надо? — удивился Лайм. — Может, так и лучше?

— Не лучше, — хлюпнул носом Вэйт. — Я… Не лучше!

— А. Ну-у… Послушай, ты же знаешь, насколько он рассеянный, ты же сам мне говорил, чего ж ты хочешь?

— И что? — почему-то возмущённо вскинул голову Вэйт.

— Ну, солнышко, ну, зайка моя, ну, это ж понятно! — Лайм, кряхтя, уселся в шезлонг и с облегчением вздохнул: — Он помнит тебя, как мужчину, он привык к тому, что ты мужчина, вот и думает о тебе до сих пор в мужском роде. Он же дракон, а не инкуб, чтобы не обращать внимания на такие мелочи, как пол.

— Так я и есть… Дак… Ах, ты ж, твою мать! Это ж… Тьфу, зараза! Вот я ж тогда сразу понял, как же я забыл! Ох, — потерянно разглядывал Вэйт самого себя: фигурка тонкая, хрупкая, но, несомненно, женская! Когда это произошло?! Как?! Сколько он уже в таком виде разгуливает? По привычке мысля себя мужчиной, он совсем забыл, что при обращении в дракона сменил пол. А живое тело — не тело инкуба, оно будет диктовать своё, не считаясь ни с самосознанием, ни с внешним видом. Скорее наоборот, будет диктовать и внешний вид, и образ мыслей. Это у вампиров при замене «инкуб-суккуб» происходит переключение предпочтений, а у драконов, стало быть — фигушки. — Так это что же… — с ужасом поднял он на Лайма несчастные глаза. — Я… влюбился, что ли? В него? Но… я же… Я же тоже о себе, как о женщине, не думаю! Я ж, блин, даже вампиром никогда и не… Не смей ржать, убью! — взвизгнул он, гневно затопав ногами.