Мир, полный слез - Кит МакКарти

– Цыгане, – пробормотал он наконец помертвевшими губами.

– Прошу прощения?

– Цыгане! – На этот раз он закричал. – Эти ублюдки способны на все, что угодно!

– Вы уверены в том, что это были цыгане?

Он пожал плечами.

– Кто знает, что они могут вытворить? У нас всегда с ними проблемы.

– То есть вам не доводилось слышать о том, что у кого-нибудь в округе пропал ребенок?

– Нет. – Это было сказано с такой уверенностью, что невольно внушало сомнения, однако Фетр решила пока не задерживать на этом внимания.

Поэтому она двинулась прочь, размышляя о том, с кем мог так напряженно разговаривать Грошонг.

– Нет!

Реакция Сорвина ничуть не удивила Беверли. Ведь Айзенменгер пытался опровергнуть его версию, согласно которой убийцей был Майкл Блум; а нет ничего ужаснее, чем намеренное разрушение прекрасной и всех устраивающей гипотезы.

Спокойнее.

– Послушай, Эндрю, даже если Альберт Блум совершил самоубийство, это еще не конец света. Ты ведь еще никому ничего не сообщал по национальному телевидению. Ты арестовал его сына, и у тебя для этого были веские основания. Если Айзенменгер и докажет, что Аддисон ошибалась, лично тебе это никак не повредит.

Они сидели в кабинете морга друг напротив друга. Только что прибывший Сайм стоял между ними. Ему уже сообщили о предположении Айзенменгера. И он пока никак на него не отреагировал.

– А что насчет Мойнигана? Что насчет ребенка?

– А что насчет них? В случае Мойнигана у нас нет доказательств того, что это не было самоубийством. Что касается младенца, то он умер много лет тому назад, и, скорее всего, это случайная находка, независимо от того, убили его или нет.

Беверли видела, что Сорвина так и подмывает возразить. Но кроме подозрений, которые могли оказаться не более чем фантазиями, у них действительно не было ничего, что опровергало бы версию о мучительном самосожжении Мойнигана.

– Возле корней дерева были обнаружены следы раскопок, а у Мойнигана в машине была найдена лопата, – упрямо произнес Сорвин.

– Которую, по твоим словам, он мог использовать для того, чтобы откапывать машину из грязи.

– Но у нас нет свидетельств того, что он переживал депрессию или был склонен к самоубийству. Он даже не оставил записки, – заметил Сайм.

Однако Беверли с легкостью разбила этот довод:

– Лишь двенадцать процентов самоубийц оставляют предсмертные записки; и даже если бы нам удалось найти таковую, мы все равно столкнулись бы с проблемой авторства.

– Но ничто не доказывает, что он находился в депрессии. А люди обычно не поджигают себя без достаточных на то оснований.

– Кто знает? Вряд ли миссис Глисон и Майкла Блума можно рассматривать как показательные примеры. А кто еще с ним общался?

– Фиона Блум, – задумчиво произнес Сайм.

– В последние месяцы она была с ним ближе всех, – поспешила вмешаться Беверли, заметив некоторый прогресс и поворачиваясь к Сорвину. – Нам надо поговорить с ней, Эндрю. Может быть, она сумеет объяснить нам, почему он решил покончить с собой. Как бы то ни было, она должна рассказать нам, что стало с ее ребенком.

– Да. Совершенно определенно мы должны разузнать об этом побольше, – поддержал ее Сайм, и Беверли почувствовала, что побеждает.

– Не исключено также, что ребенок у нее был вовсе не от Грошонга. Может, она только Мойнигану так сказала.

– Тогда кто же отец? – осведомился Сорвин.

– Мойниган.

На лице Сорвина отразилось глубочайшее сомнение, и Беверли поспешила добавить:

– Они поссорились, и она решила унизить его, заявив, что ребенок не от него. После этого Мойниган вступает в драку с Грошонгом, и его вышвыривают с работы. И все живут тихо, пока Мойниган не сталкивается в Лестере с Фионой, которая к этому времени уже стала проституткой. Мойниган снова сближается с ней и вскоре узнает правду.

Беверли потеряла нить рассуждений, но Сайм был готов ее слушать.

– Продолжайте, – медленно проговорил он.

– Видимо, с ребенком что-то произошло сразу после его рождения, – продолжила Беверли. – Он был избит то ли самой Фионой, то ли ее партнером. После чего они похоронили его на территории поместья, полагая, что теперь все концы спрятаны.

Неудивительно, что Мойниган спросил Фиону о ребенке – в конце концов, они разошлись именно из-за него. Возможно, она солгала ему, но в какой-то момент он узнал правду и о собственном отцовстве, и о гибели младенца.

Сайму это явно нравилось, хотя Сорвин уже закипал от гнева.

– А потом Мойниган приехал сюда, чтобы найти ребенка.

– Или расправиться с тем, кто его погубил.

Это заинтересовало Сайма еще больше.

– То есть?

– Может быть, он приехал для того, чтобы отомстить за смерть ребенка.

– И его за это сожгли заживо?

– Отсюда лопата. Фиона рассказала ему, где следует искать тело.

Беверли с удовольствием наблюдала за тем, как Сайм обдумывает эту версию. На самом деле ей было глубоко безразлично, что это – убийство, самоубийство или акт Божественного возмездия. Она была озабочена другими проблемами. Но Сорвин все испортил.

– Не годится.

– Почему?

– Потому что Фиона Блум уехала еще до рождения ребенка. Почему же он оказался похороненным на территории поместья, если родился в Лестере?

Однако Беверли это сбило с толку лишь на мгновение.

– Мы не знаем наверняка, где родился ребенок.

Сайм был в замешательстве.

– Я предлагаю побеседовать с Фионой Блум, – продолжила Беверли. – Если это ее ребенок, она наверняка с большой готовностью расскажет нам о том, как обстояло дело.

Сайм кивнул.

– И если вы правы, тогда смерть Альберта Блума – простое совпадение.

– Именно.

– А этот малый, Айзенменгер, – он действительно специалист? – помолчав, осведомился Сайм.

И впервые с момента приезда Беверли смогла ответить совершенно искренне:

– О да, сэр. Он прекрасный специалист.

Похоже, это помогло Сайму принять решение.

– Что же, хорошо. Тогда я свяжусь с коронером и договорюсь, чтобы он позволил Айзенменгеру еще раз взглянуть на тело Блума. А вы поприсутствуете при этом. Эндрю, проследи, чтобы в лаборатории сравнили образцы ДНК Мойнигана и младенца. И еще кого-нибудь придется отправить в Лестер – доставить сюда Фиону Блум, чтобы мы могли поговорить с ней. Но это можно отложить до завтра.

– А как насчет Грошонга? У нас пока нет неоспоримых доказательств того, что он не при чем.