Вторая жизнь Эми Арчер - Р. С. Пейтман

– На самом деле все просто. – Я сверлю ее взглядом. – Любой настоящий следователь сразу бы во всем разобрался. Дане было известно больше, чем она рассказала в своих воспоминаниях, и она поделилась этим с Эсме. Вот и весь секрет.

Лоис поднимает брови и вздыхает:

– Я думала об этом. Возможно, конечно, но…

– Но – что?

– Дана боялась Эсме, боялась ту, кем ее считала. Слишком боялась, чтобы заговорить с ней прямо и заставить вспомнить то, что она хотела забыть.

– Насколько нам известно. – Я откидываюсь на спинку стула, скрещиваю руки на груди и смотрю на нее с вызовом.

– Насколько нам известно, – неохотно соглашается Лоис.

Брайан перестает раскачиваться и поднимает взгляд. Глаза у него красные и мокрые.

– Но… как же то, что Эсме рассказала Бет и о чем Дана вообще не упоминала?

Я изумленно поворачиваюсь к нему:

– О чем именно?

– Ну… Дана ведь не говорила о том, как Эми ужалила медуза в Занте и я помочился ей на ногу, чтобы нейтрализовать ожог? Или о том, как она скатывалась на роликах в переход возле «Слона и замка». А про то, где мы жили, пока не поженились? И разбитое зеркало в ванной… Помню… Ты сказала, что разбила, когда там убирала.

– Тогда и разбила! Нечаянно!

Мысли лихорадочно мечутся у меня в голове.

Вспоминаю о других несоответствиях. Я тысячу раз перечитывала азбуку Даны и все равно проглядела недостающие детали. Там есть и другие пробелы, понимаю я. Откуда Эсме узнала о том, что я пью именно черный кофе и что раньше ела грейпфруты на завтрак? О том, как Эми хотелось, чтобы от ветрянки у нее были не пятна, а полоски, как у Багпусса? Раньше я не обратила на это внимания, ослепленная гневом, горем и смятением.

– Это означает вовсе не то, что ты думаешь. Не то, что Эсме – это Эми. Фактически это доказывает, что я права и Дана действительно рассказывала Эсме об Эми. Выходит, она с самого начала знала, что случилось с нашей девочкой. А значит, и Эсме знала!

– Тогда выходит, что все показания Даны – ложь, – медленно произносит Лоис, что-то записывая. – Я не знала об этих несоответствиях. Нужно было сказать нам раньше, Брайан.

Он качает головой:

– Я сам не знал, что знаю. Только что осенило, когда мы стали искать не то, что есть, а то, чего не хватает.

Лоис откашливается и обводит кружком недавнюю запись.

– Вообще-то, я не уверена, что Дана в чем-то солгала. Подумайте. Зачем бы она стала так подробно рассказывать обо всей своей жизни, о дружбе с Эми, о насилии над ними и так далее, но упустила бы такие важные детали? Она прямо заявила, что хочет рассказать все, что знает. Думаю, что и рассказала. Девушка была в отчаянии, ей хотелось загладить вину перед Эми. Если бы она знала все, то и выложила бы все начистоту. Это же был ее последний шанс получить прощение за то, что все это время молчала.

– Это просто догадки, – резко говорю я.

– Нет, это расследование, – отвечает Лоис. – А кроме того, Дана наверняка ненавидела своего деда. Она рассказала бы все до мельчайших подробностей, все, что могло бы доказать его вину. Если бы то, что она рассказала, было неправдой, Бишоп вообще не стал бы признаваться, тем более с такой готовностью.

Брайан кивает:

– Итак, мы вернулись к тому, с чего начали. Единственное объяснение, откуда Эсме известно, что случилось с Эми, – она та, за кого себя выдает. – Муж смотрит на меня, и глаза его горят от ненависти. – А значит, мы должны поверить и тому, что она приходила домой, и тому, что ты просто сбежала и спряталась в ванной. Как ты могла? Ты же мать! Не могу поверить… Газеты были правы с самого начала: смерть Эми на твоей совести.

– Нет!

– Да! – Палец, которым он тыкает в меня, похож на кинжал. – И все эти годы изображала из себя мученицу. Убитая горем мать в тоске заламывает руки. Только для того, чтобы скрыть собственную вину.

Он останавливается, переводит дыхание. И застывает с широко раскрытым ртом. Потрясенный. На лице все явственнее проступает понимание.

– Ты… – шепчет он. – С тобой было то же самое?

– Что – то же самое?

– То, что Бишоп делал с Эми.

Кажется, моя голова потеряла связь с телом и мотается из стороны в сторону сама по себе, сначала едва заметно, потом все быстрее, отчаяннее. Я хлопаю ладонью по столу и вскакиваю:

– Не смеши людей, черт тебя возьми, Брайан! – Мой взгляд мечется по комнате, ищет, за что бы зацепиться, чтобы не сорваться. – Думаешь, я позволила бы Бишопу до меня дотронуться?

– Не Бишопу, – всхлипывает Брайан. – Другому такому же. Когда была маленькой. – Голос у него звучит тверже, увереннее. – Вот о чем ты говорила Эми: «Неужели опять?» Не сказала: «За что это Эми?» Сказала: «За что мне опять такое?..»

– Нет! – Снова хлопаю по столу. – Я ничего подобного не говорила. Эсме все это придумала, пойми ты, ради бога! – Я обхватываю голову руками. – Как ты не видишь, – выкрикиваю я, меря шагами комнату, – что это все – часть ее спектакля?

– Потому что это правда.

Я вскидываю голову, вытираю со щек слезы и сопли:

– Вот как, Брайан? Правда? А тебе не кажется, что, если бы меня изнасиловали в детстве, я бы как-нибудь об этом упомянула? Тебе, своему мужу, человеку, которому доверяла? Лучшему другу, который знал обо мне все? Который любил меня за это? Или психиатру, к которому ты меня так настойчиво уговаривал пойти?

– Эми тоже ничего не сказала!

– Эми была ребенком.

Я так зла, что с трудом нахожу в себе силы продолжать спор. Но я должна довести его до конца.

– И Дана ничего не говорила, – продолжает Брайан. – Даже потом, когда выросла.

Лоис не сводит с меня испытующего взгляда:

– Люди, пережившие насилие в детстве, нередко молчат об этом, когда вырастут. – Ее голос звучит мягче, чем прежде, более сочувственно, словно она хочет вызвать меня на откровенность. – Случается, что они так ничего и не рассказывают.

– О боже! – Я подхожу к стене, прислоняюсь к ней головой. – Мне нечего рассказывать.

– Это многое могло бы объяснить, – задумчиво говорит Брайан.

Я оборачиваюсь. Он кивает сам себе, словно детектив из дурацкого фильма, напавший на важный след.

– Она всегда была немного…

– Она? То есть я? Я, вообще-то, здесь, Брайан.

– Ты… ты была… ну, не знаю… равнодушной. – Он вздрагивает. – Холодной.

– Ты же всегда говорил, что я слишком эмоциональная!

– Я имею в виду – в постели.

Меня отшатывает, как от удара.

– Фантастика! Все веселее и веселее. – Я закусываю губу с такой силой, что чувствую привкус крови. – Господи, как со мной могло случиться такое? Десять лет назад я пережила самый страшный для любого родителя кошмар. Мой ребенок пропал. Исчез. Вероятно, погиб… Десять лет я провела в настоящем аду, какого никому не пожелаю. – Я расхаживаю по комнате, перевожу взгляд с Брайана на Лоис, словно адвокат, представляющий дело в суде. – И тут появляется Эсме, чтобы еще раз повернуть нож в ране. Отнять у меня все воспоминания об Эми, одно за другим… надругаться над ними… уничтожить меня. А как только мы наконец узнаем правду – благодаря моим же усилиям, могу добавить, потому что от полиции толку ни хрена не было, – настоящий преступник уходит от ответственности и все сваливают на меня. По наговору злобной, испорченной девчонки, охотницы за наживой. – Тычу пальцем в Лоис. – Это Эсме вы должны засадить за решетку, а не меня. Но нет, наша сонная полиция, которая и шлюху в борделе не выследит, ведется на дурацкие сказки, и притом без четких, прямых доказательств. Или я не права? Продолжайте, внимательно слушаю.