Марсианское зелье - Кир Булычев

– С ума сошли, бродяги проклятые, – зашипела старуха. – Я сейчас вам покажу, как людям ночью покоя не давать.

– Он сам просил, – объяснил Удалов. – Он очень желает присутствовать при открытии.

– Уходите, – сказала Ложкина. – Иначе пожалеете.

– Кто там пришел? – послышался отдаленный голос Ложкина.

– Удалов хулиганит, – откликнулась жена.

– Это с ним бывает, – ответил Ложкин. – Гони его.

– Ну как хотите, – сказал Удалов. – Потом пожалеете.

И они с Грубиным ушли к Минцу.

В кабинете Минца было накурено, гудели многочисленные приборы, слышно было, что из приемника все еще доносятся чуждые слова, но их заглушал другой, механический, переводческий голос, исходивший из приставки. Этот голос говорил по-русски.

– Где Ложкин? – спросил Минц. Он за ночь осунулся, постарел, но улыбался не без гордости. – Где этот скептик?

– Ложкин не хочет просыпаться, – ответил Грубин. – А Удалов сразу пришел.

– В Удалове я не сомневался. Жаль, что не могу разоблачить маловера. Ну ладно, слушайте. Может представить интерес. Только с самого начала должен предупредить вас, Удалов, чтобы не беспокоились. Никакой аварии нет. Их корабль завис над нашим городом на высоте ста тридцати километров и разослал разведчиков.

– Цели мирные? – поинтересовался Удалов.

– Какие могут быть мирные? – послышался голос от двери. Там стоял сонный, растрепанный, злой Ложкин в халате и шлепанцах.

– Встал все-таки, – ухмыльнулся Удалов.

– Молчи, – сказал Ложкин. – Военная хитрость. Так бы она меня никогда не пустила. Я ей сказал, что за милицией побежал, чтобы тебя к порядку привлечь. На такое благородное дело она меня выпустила. Понимаешь?

– Понимаю, что собственную выгоду за счет товарищей достигаешь. Но не обижаюсь, а даже улыбаюсь.

– И правильно, – оценил Грубин. – Главное, что мы в сборе.

– Не отвлекайтесь, – попросил Минц. – Слушайте. Это интересно.

– Разведчик-два, – произнес голос переводческой машины. – Разведчик-два. Почему не отзываетесь?

– Провожу наблюдение. Очень интересное существо. Четыре конечности. Хвост. Покрыто шерстью. Несет в зубах кость. Возможно, разумное.

– Собака, что ли? – предположил Ложкин. – Что же они, разумных от неразумных не отличают?

– Разведчик-два, – откликнулся корабль пришельцев. – Пора знать, что четвероногие не бывают разумными, так как у них нет рук, чтобы заниматься трудом.

– Вот именно, – согласился Ложкин. – Мы это тоже учили.

– Вижу, как четвероногое с костью пошло на сближение с двуногим в костюме и с руками, – послышался голос разведчика-два.

– И чего они вмешиваются? – рассердился Ложкин. – Типичные агрессоры.

– Наблюдают, – ответил Удалов. – Чего бы им не наблюдать?

– Не по-людски, – сказал Ложкин. – Надо было сперва спуститься, поговорить с нами, получить разрешение. Потом бы и наблюдали. Мало ли какие секретные объекты они высмотрят?

– Ну, у нас в Гусляре секретных объектов пока что не было, – усмехнулся Грубин.

– Не исключено, – возразил упрямый пенсионер, – что они есть, но такие секретные, что ты и не подозреваешь.

– Разведчик-три, разведчик-три, – заговорила переводческая машина. – Почему не отвечаешь?

– Заметил странное скопление аборигенов. Стоят в очереди перед хозяйственным магазином. Жду от них разумных поступков.

– Обещали завтра обои выкинуть, – объяснял Грубин. – Три дня уже люди дежурят.

– Стояние в очереди еще не признак разумности, – заключила переводческая машина. – Поищите что-нибудь более перспективное.

– В этом они правы, – вздохнул профессор.

– Неразумные бы толкались, – сказал Ложкин, – а если в очереди, значит, порядок.

– Только бы они днем очередь за водкой не увидели! – всполошился Удалов.

– Вызывает разведчик-два, – услышали они тут, – срочное сообщение. Двуногое существо бежит за четвероногим. Вот оно догнало его. О, я не переживу этого! Двуногое ударило четвероногое ногой! Четвероногое издает жалобные звуки!

Издалека, с улицы, донесся собачий визг. Удалов кинулся к окну. Улица была темна, под отдаленным фонарем мелькнула человеческая тень.

– Ну и что? – воскликнул Ложкин. – Ну шел человек по улице, увидел собаку. Мог же он испугаться? Имел право с испугу ее ногой отогнать? Я спрашиваю, имел ли он право.

Минц поднял руку, стараясь остановить Ложкина.

Голос корабля пришельцев был тверд и категоричен:

– Это важное открытие. Если двуногие бьют четвероногих, следовательно, двуногие неразумны.

– Разумны, но ошибаются! – поправил его Ложкин.

– Говорит разведчик-четыре, – произнесла переводческая машина. – Разрешите вернуться на корабль. Попал в облако дыма, выбрасываемое здешним заводом. Мне плохо… мне плохо.

– Разведчик-четыре, держитесь! Высылаю спасательную команду.

– Ну вот, – вздохнул устало Удалов. – Сколько раз говорили директору фабрики пластиковых игрушек, чтобы установил фильтры.

– Может, это не наша фабрика? – сказал Грубин с надеждой.

– Наша.

И все знали, что наша.

– Надо что-то делать, – решил Удалов. – А то у них останется превратное представление. Фонарик есть?

Минц без слов достал из-под подушки электрический фонарик. Хоть он уже давно жил один, но в детстве мама не давала ему читать по ночам, и он так привык читать под одеялом с электрическим фонариком, что до старости не смог избавиться от такой привычки.

– Я пойду.

Удалов вышел в коридор и спустился во двор. Никто его не остановил.

Удалов встал посреди двора, направил фонарик в небо и зажег его. Затем стал включать и выключать его. Сначала два раза включил и выключил. Потом еще два раза. А еще подождав, включил и выключил его четыре раза подряд.

– Доказывай не доказывай, – проворчал Ложкин, глядевший на это дело в окно, – все равно одиночными действиями агрессию не остановишь.

– Центр! – раздался голос в переводческой приставке. – Во дворе дома шестнадцать по улице Пушкина наблюдаю двуногую фигуру с электрическим фонариком. По-моему, он пытается доказать мне, что их цивилизация уже достигла умения складывать два и два.

– Вас понял, – послышался ответ. – Вас понял. Разведчик-два, продолжайте наблюдения. Но особенно не переоценивайте своего открытия. Известно несколько видов рыб, которые считают даже до пятнадцати.

– Ну, это им так не пройдет, – возмутился тогда Грубин, выскочил, как есть, через окно во двор, отобрал у Удалова фонарь и начал очень быстро перемещаться по двору, держа фонарь огоньком вверх. Он так быстро бегал, что на фоне черной земли возникли очертания известной теоремы Пифагора.