Северные сказки. Книга 1 - Николай Евгеньевич Ончуков

мужичок, возьми-ка куличок, в печьки три монаха есь, да кочкони их». Мужик взял да убил всех, кочконул всех троих. Взяли двух, выволокли на сарай, третьего в избу оставили. Пошла эта поповна звать кума в деревню, убрать его надо. Пришла поповна к куму. «Кумуш-ко, красно солнышко, муж пришол пьяный, монаха убил». — «Кума! Есь ли штоф вина?» — «Есь, кумушко, дам», — говорит. Ну он пришол, взял, за плечи своротил, понёс. Ну идёт мимо агвахту (часовой стоит). «Хто идёт?» Он отвечаэ: — «Чорт идёт». — «Ково несёшь?» — «Манаха». — «Ну, ступай, чорт с тобой, неси». Нёс, да в Фонталку (в Неву, просто сказать) и бросил. Ну, оны спрятали другово, взяли ёво в избу, кров у него смыли. Ну она опять тым же попытом к куму пошла. «Кумушко, красно солнышко, ведь пришол, — говорит, — монах». — «Как же он, я, — говорит, — бросил в Фонталку его (в Неву, говорит, в Неву). Есь штоф вина?» — «Есь, говорит, кумушко, красноэ солнышко». Опять пришол, за плечи своротили, опять понёс. Опять идёт мимо огвахту, часовой у него спросил: «Хто идёт?» — «Чорт». — «Кого несёшь?» — «Манаха». — «Что за дело: опять, говорит, манаха». Опять в Неву бросил его да и... Ну, и взяли третьего в избу опять таким манером же. Ну, кума опять к куму. «Кумушко, красно солнышко, видь пришол манах». — «Как же он выстал? Видь я его бросил в Неву. Ну, кума, есь ли штоф вина?» — «Есь, кумушко, красно солнышко, только неси». Ну, опять таким же манером за плечи своротили, и опять понёс. Ну, идёт мимо огвахту. «Хто идёт?» — «Чорт». — «Кого несёшь?» — «Манаха». — «Что за леший, говорит, манахов всех выносил чорт!» Ну этот часовой дал по городу знать, что чорт выносил трёх монахов и бросил в реку. Розыски по городу пошли, что трёх монахов и нету. Тым и кончилось.

83

Баба чорта обманула[35]

Досюль мужик полесовал, захотелось ити ему в лесовую фатерку; на ниделю пошол, взял хлеб с собой. Вот он день ходил, попался ему ребок подпорчонный (гнус-мышь подпортил), захотелось ему поджарить. Пришол к ночи в фатерку, рябка поджарить захотелось. Он его варит, чорт пихается в фатерку. «Ну, что, мужик, варишь?» — «Реба своёво». — «А дай-ко мни ложку попробовать ухи», — чорт скае это. Ну он и попробовал. «Ах, как уха хороша! Ты своего ряба варишь?» Мужик сказал, что своево. «Ну, а какая уха хорошая, дай-ко мни нож, я своёво вырублю реба». Он и вырубил. Стало ему тошно больнё. А этот чорт пошол в ледину, закричал во весь... (всё горло). Ну, мужик видит, что беда, взял собрался совсем, давай домой ити ночью. Домой пришол, баба блины пекёт. «Что ты, мужик, шол на ниделю полесовать, а сам сичас огворотился?» Ну, мужик скаэ: «Ну, баба, беда случилась, так и так», — говорит. Ну, потом баба говорит: «Ну, мужик, одень мои платья, а я твои одену. Ты пеки блины, а я свалюсь в постелю». Ну чорт и пришол, мужик блины пекёт. «Что, тётка, говорит, дома ли твой муж?» — говорит. — «Дома». — «Как же он заставил моево парня ряб вырубить?» — «О, скае, как у моёво мужика, скае, ряб вырублен!» — «Поди-ко, говорит, зажги огня, поглядим у него» ( баба лежит, так чого...). Ну и пришли, посмотрели. «О, скаже, у мого сына по корешку вырублено, а у твого мужа логом взято». Чорт плюнул и пошол, ён его оставил.

84

Чесалка[36]

Досюль жил у попа роботник — Иван, а у него, у попа, была дочька. «Ну, што же, — говорит, — Иван! Маменька, да папенька в кажну ночь чешутся». — «Эка ты глупа, у них чосалка есть». — «А гди эти чосалки продают?» — говорит. — «В рынки», — говорит. — «А дороги-ль чосалки?» — «Три рубля чосалка». — «Ну, а поди завтра, Иван, я три рубля дам, купи чосалку». Иван шол купить, ходил, ходил, ходил там, да и не купил, так и пришол. «Вчерась, говорит, было три рубля, а сёводни шесть». — «Ну, поди завтра, я шесть дам, Иван». Он получил шесть, опеть ушол. Так и пришол, не купил. «Вчерась было шесть, а сёводни деветь уж», — говорит. «Ну, завтра поди, Иван, я деветь дам». Ну Иван деветь получил, упять ушол, опять не купил. Пришол и сказал: «Вчерась было деветь, а сёводни двенацять, мало денег хватаэ». Опять на инный день Иван двенацять взял. Ушол, ну и купил за двенацять, принёс. Ну, ночь пришла. «Иван, давай чосалку». — «Ну, пойдём к бугру (куча или ворох соломы), я дам чосалку». Он стал почосывать, почосывать её стал, она и понеслась. Мать увидела, что дочь понеслась. Но и батько пришол откуль-то, из деревни. «Надо, — говорит, — батько, Ивану отказать, дочка понеслась». — «Откажом». Ну, Иван и пришол. «Иван, — говорит, — ты не нужен теперь, расчитаэм тебя теперь уж», — поп скаже. Ну, Иванушко и стал сбераться, одежду сберать свою; три года, или хоть четыре жил, гди рубашки, гди ль штаны, гди што. Иванушка пошол, а дочка говорит: «Ты, Иван, чосалку мою оставь». И ещё твердит: «Иван, чосалку мою оставь». Мать и услыхала, с горници пришла. «Что у вас, — говорит, — за шум?» Дочка говорит: «Вот уносит чосалку мою». Ну мать говорит: «Иван, Иван, чосалку оставь, чосалку оставь». А Иван ходит сиби да молчит, сбераетця сиби, и кончено дело. Потом поп услыхал, пришол оттуда: «Што у вас за шум?» — «Да вот дочкину чосалку уносит». — «Но, Иван, чосалку дочкину оставь». Ну, Иван молчит, сбераэтця. Ну, Иван и пошол в ход, оны вслед за ним: «Иван, чосалку оставь; Иван, чосалку оставь; Иван, чосалку дочкину оставь». Оны гнались версту целу за ним. Ну, потом идёт настречу проходящий поп, настрету им. «Пожалуйста, — говорит, — поймай роботника, чосалку дочкину унёс, будь такой добрый». А этот поп руки поперёк росширил захватить, а тут озерко край поштовой попалось. Ну, а этот Иван взял чосалку, отхватил от себя, в озеро и бросил. Потом оны — Иван ушол — попы скинули порки, а попадья с дочькой заскались, ищут на дни, ворочуют. А дочка у проходящого попа шуля увидла и