Viva la Mésalliance, или Слава Мезальянсу - Игорь Давыдов

— Знаешь, было бы куда лучше, если бы ты остановилась после слова «глупышка» и не пыталась рационализировать причины своего доверия до полной потери жизни в словах.

В музыку девичьей беседы вмешался высокий звонкий голосок Ёлко.

— Зато так мы можем быть уверены, что пред нами именно та слечна Глашек, которую мы все помним и к которой привыкли. Только Бронька, находящаяся в здравом уме и твёрдой памяти, будет так старательно разжёвывать причины своих решений, что по итогу получается каша, употребить которую — целое искусство.

Розовоглазая нетерпеливо кивнула в сторону дверей, ведущих в ванную.

— Ладно, давайте уже пересоберём нашу зануду обратно, а то её нынешний внешний вид заставляет меня нервничать.

5.

Броня задумчиво смотрела на свою правую руку. Пять пальцев. Несмотря на то, что Фортуне пришлось их выращивать буквально с нуля, — в конце концов, у слечны Глашек, в отличие от Даркена, не имелось запасного тела, с которого можно было бы быстренько снять все необходимые «детали», — даже зная, где следовало искать помарки и ошибки, девушка не могла найти ни единого признака, который бы указывал на то, что эти пальцы были «не родными». Лишь временное ощущение чуждости, от которого не отделаться способом отличным от банального ожидания.

Персты Лешей утонули в золотистой шевелюре слечны Кюсо. Француженка всё ещё не решалась поднять на госпожу очей, однако уже начала тихонечко льнуть навстречу ласке. Кто бы мог подумать, что такой простой жест, как поглаживание по голове, детский и нелепый, будет оказывать на некромагичку столь сильное влияние.

— Я горжусь тобой, Жаки.

Как же Броне хотелось сказать эти слова раньше. Они буквально жгли горло, но не представлялось подходящего момента. В компании Ёлко и Фортуны было куда как сподручней говорить о делах, политике, проводить разбор полётов штурма клуба «Кампричикос», но никак не уделить внимание скромно сидящей в дальнем уголке большой глубокой ванны, больше напоминающей компактный бассейн, миловидной француженке.

Но теперь, когда аналитик и лекарь покинули помещение, удовлетворившись внешним видом и состоянием здоровья слечны Лешей, та смогла подозвать к себе Жаки и погрузить пятерню в мягкие, приятные на ощупь, длинные волосы подчинённой.

— Гор…дитесь? — в голосе девушки слышались разом надежда и недоверие.

— Ты сильно выросла с нашего с тобой последнего боя. Твоё поражение является не столько следствием ошибок или недостатка навыка, сколько результатом неприспособленности классической школы магии к противостоянию на сверхблизких дистанциях, — ответила Броня. — Но главное не это. Куда важней, что ты ни на секунду не усомнилась в том, кому намерена служить. Но знаешь, что заставило бы меня гордиться ещё сильней?

Ответом был внимательный взгляд больших голубых глаз блондинки.

— Если бы ты наконец перестала сомневаться в том, кем ты являешься.

Жаки некоторое время размышляла. Её личико, разом задумчивое и довольное, выглядело забавно и умильно.

— А кем я являюсь?

— Знаешь… правильней было бы, если бы я отправила тебя саму размышлять над ответом на этот вопрос, вот только ты этот ответ уже знаешь и ведёшь себя соответственно этому типажу, — спокойно ответила Броня. — В данный конкретный момент Жаклин Кюсо — это паладин Лешей.

Синеглазая задумалась. Даже её рука, шарящаяся в золотистых волосах француженки замерла к вящему недовольству последней.

— Не нравится мне слово «паладин». Оно вызывает ассоциации с весьма конкретными стереотипами. Тут определённо нужен феминитив. «Паладья». Есть такое слово?

— Паладинша? — изогнула бровь Жаклин. — Такое слово в богемийском точно есть.

— Да есть, но мне не нравится, как оно звучит. Сразу представляется какая-то толстая пани Клавдия из дешёвой студенческой — в смысле ВУЗа для челяди — столовки с цигаркой в зубах, — поморщилась девушка. — Фу, мерзость какая. Пусть будет паладья. Мне нравится. И вообще, я богиня или как? Как сказала, так и будет!

— Ладно, принято, — улыбнулась француженка, которую непосредственность госпожи больше не пугала, а расслабляла. — Раз уж мы с этим разобрались, тогда… погладь паладью!

Она решительно ткнула указательным перстом в лежащую на её макушке длань аватары божества, а затем слегка поелозила головой.

— Погладь паладью, златокудрую рыцаршу хаоса и обнимашек!

Синеглазка рассмеялась. Довольно и даже с некоторым облегчением. Паладья заслужила того, чтобы её погладили по голове.

— Твоя просьба исполнена, о храбрая слечна Кюсо.

1.

Как же приятно было впервые за долгое время почувствовать себя… нормально!

Не ощущать боли, не терять счёт времени и надежду, не тяготиться неповоротливостью задавленной колдовскими антидепрессантами нервной системы.

Просто сидеть за столом, закинув ногу на ногу, и кушать миникнедлики.

Прежде чем очнуться в Форгерии, Даркен понятия не имел, насколько, оказывается, он может любить пресный картофельный хлеб. В конце концов, в прошлой жизни молодой человек был избалован различными вкусностями и блюдами. Не то, чтобы у него имелся свободный доступ к «высокой кухне», однако комбинации бюджета и любопытства хватало, чтобы попробовать как можно больше различных кулинарных изысков, многие из которых на Земле XXI века стали заметно достижимей, чем в средневековье.

Собственно, с кнедликами сын рода Маллой познакомился ещё до перерождения, в рамках рейда на Октоберфест. И пусть тамошняя вариация этого блюда картофеля в себе не содержала, идеологически это были именно они. И тогда Даркен не оценил всю прелесть подобной кухни.

Другой вопрос, что в Богемии сей отваренный в большом количестве воды кусок теста, замешанного с добавлением картофана, считался не просто традиционным угощением, а одним из столпов местной кулинарной культуры. И оказывается тогда, на Октоберфесте Даркен просто неправильно всё делал. Надо было не жрать этот хлеб «в сухую», заливая пивасом, а брать ломтик, макать в соус или сочащийся с поджаренного свиного колена жир, а затем откусывать кусочек. И тогда пресное блюдо вдруг начинало играть новыми красками. По сути, ты просто жрал всё самое вкусное, но трудноупотребимое, и насыщался.

И тогда сын рода Маллой полюбил кнедлики. Но больше всего он полюбил миникнедлики: для их создания требовалось выполнить батон не в традиционной форме, а в виде скрученной в подкову тонкой-тонкой колбасы, которую затем ещё и резали на малюсенькие-малюсенькие дольки. Тогда и фактура становится иной, и вкус. Меньше теста, больше того, что на него намазано.

Собственно, уют малой храмовой столовой создавали именно блюда. Какая разница, что высокие стены были скучно выкрашены в серо-жёлтый? Кому какое дело, что над головами посетителей хитро перемаргивались наскоро установленные лампы, даже не прикрывшие стыдливо провода? Имеет ли значение, что малую столовую, где зануда-Бронька изволила трапезничать в те дни, когда ей не хотелось видеть рядом с собой огромное количество прихожан, на регулярной основе оккупирующих большую столовую в надежде урвать бесплатный ужин, оборудовали по остаточному принципу? Всё это тлен, когда у тебя имеется огромное блюдо, полное миникнедликов и семь глубоких плошек с разнообразными соусами!