Власов как "монумент предательству" - Олег Смыслов

СОКРАЩЕННЫЙ ВАРИАНТ ГЛАВЫ ИЗ КНИГИ Г.Х. ПОПОВА «ВЫЗЫВАЮ ДУХ ГЕНЕРАЛА ВЛАСОВА» (А. Меленберг // Новая газета от 10.09.2007)

«Глава 12. Суд Истории

Г.Х. Андрей Андреевич! Суд Сталина вы в основном выиграли.

Это доказывается тем, что Сталин был вынужден сделать суд закрытым — чуть ли не впервые в советской истории.

И тем, что суду не удалось согласовать вашу измену и отношение к вам Гитлера и США.

И, наконец, вашим поведением на суде, когда вы прямо взяли на себя полную ответственность за лидерство во всем антисталинском движении.

В общем, в историю России вы вошли.

Но вот прошло более 60 лет. Все эти 60 лет вершится другой суд — суд Истории. Вершится сейчас. Будет вершиться. Как однажды написал Твардовский — «и длится суд десятилетий, и не видать ему конца». Что вы сами считали бы важным для этого суда Истории?

А.А. Для меня, с моей точки зрения, важны такие моменты:

— очищение истории от несуразностей, неясностей, нестыковок и прежде всего явного вранья;

— восстановление правды, особенно фактов, так как интерпретации фактов всегда были и будут различными;

— оценка для меня главного: было ли стратегическое решение начать борьбу со Сталиным правильным вообще и во время войны в частности;

— были ли правильными избранные мною тактики реализации антисталинской стратегии;

— оценка выдвинутой мною в пражском Манифесте модели преодоления социализма. И как идеи модели для всех, кто хочет выйти из социализма. И конкретно для России, для СССР;

— какой реабилитации я хотел бы и от кого в современной России.

Г.Х. Я бы от себя добавил вопрос о соотношении вашей программы и программы демократической России в антисоциалистической революции 1989–1991 гг.

Перейдем к вашим соображениям по всем этим вопросам.

А.А. Прежде всего о лжи. Чего только не нагородили и историки, и общественное мнение под влиянием пропаганды.

Вранье, что я сдал всю Вторую ударную армию немцам. Армия оказалась в котле и держалась в нем до конца по приказу Ставки. Нам разрешили выходить тогда, когда не менее половины армии погибло. Четверть армии вышла из окружения. И только четверть армии попала в плен. Сами. Без моего участия. Я сдал только себя.

Вранье, что главную массу пленных русских составляли части Второй ударной. Это была крупная группировка. Но среди миллионов военнопленных она не могла составлять и сотой части.

Вранье, что главную часть формируемой мною Русской освободительной армии составляли части бывшей Второй ударной. Конечно, те из пленных, кто меня знал как командующего в Красной Армии, охотнее вступали в РОА. Но они не составляли и половины РОА.

Вранье, что в РОА военнопленных заставляли вступать чуть ли не под угрозой расстрела.

Да, перспектива гибели в лагерях заставила многих подать заявление о вступлении в РОА. Но я хотел иметь в РОА только тех, кто готов бороться против Сталина. Мне не нужна была армия, в составе которой будут те, кто готов бежать из нее и подорвать саму идею РОА.

Подавляющая часть РОА — те, кто добровольно и сознательно сделал свой выбор.

Вранье и то, что власовская РОА — власовцы — составляли основную часть русских, помогавших вермахту. Не менее миллиона было таких. А власовцев — пара десятков тысяч. Миф о власовцах как главной силе при немцах понадобился для того, чтобы уйти от того факта, что и без меня сотни тысяч русских избрали путь борьбы со Сталиным.

Теперь о фактах. Надо сказать правду о том, когда мы реально воевали с Красной Армией.

Да, мы были готовы к борьбе. Но на самом деле имело место всего лишь несколько боевых эпизодов при участии первой дивизии РОА. Во всех других случаях РОА приписывают действия других русских формирований, казачьих в том числе.

Нужна правда о том, что нас в вермахте поддерживали не гитлеровцы. Гиммлер изменил отношение к нам летом 1944 г., а Гитлер до последней минуты считал меня опасным.

Нужна правда о том, что прежде всего нашими покровителями в вермахте были те, кто, подобно графу Штауфенбергу, составил заговор против Гитлера. И если нас не привлекли к суду над его участниками, то только благодаря тому, что никто из них под зверскими пытками ничего не сказал об их переговорах с нами.

Ну, а в ряде частных случаев надо правдиво подавать правду. Я, действительно, за годы войны жил с тремя женщинами. Но подавать этот факт как признак моего разложения и готовности к предательству могут только подкупленные пропагандисты, которые не хотят вспомнить, что чуть ли не все генералы и маршалы Красной Армии — начиная с самого Жукова — открыто жили с ППЖ — походными полевыми женами.

Такого рода «правдами» особенно грешат публикации послевоенной эпохи. Теперь о главном. Было ли мое стратегическое решение о борьбе со Сталиным как главной цели моей жизни правильным? Я уверен, что да. К концу тридцатых годов сталинский социализм был построен. И дело не в том, какую ужасную цену заплатила страна за него. Важно другое. Что ждет страну при нем дальше — вот это было очевидным. Эмиграция выход видела в реставрации старого. Троцкий и оппозиция в партии выход искали в замене вождя и его клана. А я думал о преодолении именно этого социализма.

Было ли правильным мое отношение к Сталину в годы войны? Я напомню, что вначале я хотел ему помочь отбиться от Гитлера и затем подтолкнуть к реформам. Но несколько первых же личных встреч убедили меня, что великий тактик в текущих делах является великим догматиком в главном — в курсе на мировую революцию. И как Сталин пойдет на реформы после войны, если он не предлагает их сейчас, когда враг у Москвы, когда его решение о роспуске колхозов и возврате крестьянам земли подняло бы на борьбу миллионы?!

И я сделал вывод: или надо вообще отказаться от идеи борьбы со Сталиным, или эту борьбу надо начать сейчас.

Так родилась идея о правительстве в Ленинграде.

Все другие тактики были определены нереальностью борьбы со Сталиным внутри СССР.

Говоря о суде Истории, я бы на первое место поставил ту модель послесталинской России, которую мы представили в пражском Манифесте. Многое из того, что содержится в нем, стало яснее в свете прошедших десятилетий.

Это было второе, после «нового курса» Рузвельта, более полное и более развернутое видение основ нового строя — некапиталистического и несоциалистического. Вы его сейчас называете постиндустриальным.

Мы, конечно, опирались и на демократические идеи Февральской революции 1917 г. и народные начала Октябрьской революции 1917 г. Но мы уже имели опыт сталинского социализма. Опыт национал-социализма Гитлера и Муссолини. Опыт грандиозного кризиса капитализма 1929 г. Опыт «нового курса» Рузвельта. И мы понимали, что надо отобрать из всего прошлого самое приемлемое и отказаться от негодного. По существу, то, что мы оставили в своем Манифесте, — это основы нового строя. Суть его — интеграция лучшего из государственного социализма и лучшего из частного предпринимательства. И частная инициатива, и активная роль государства. Все это можно увидеть, прочитав наш Манифест.