Сколько стоит любовь - Слава Доронина

Мирона я нашел на обозначенном месте, он указал глазами на лавочку, приглашая присесть. Протянул мне документы, я открыл папку и пробежался глазами по ровным строчкам. Будь я, наверное, такой же меркантильной сволочью, как и Ребровский, моя рука дрогнула подписать эту ересь. Но я был другим. Потому молча поставил размашистую роспись и поглядев на него, сказал:

— Если через два часа Таси не будет со мной, я тебя из-под земли достану и заставлю сожрать эти бумажки.

Ребровский деловито поднял руку и уставился на часы на своём запястье.

— Через восемь часов, — он поправил меня. — И не такое уж я гнилье, каким ты меня считаешь… Потому как змею на своей шее пригрел твой отец. А я в какой-то степени даже рад, что Лена появилась на моем пути. Золотова подстроила аварию твоей матери и окольцевала твоего отца. Её давним планом было избавиться от вас всех. Мне нет смысла тебе лгать. Потому что я при своём трофее, — Мирон похлопал упругую черную папку, что лежала на его коленях. — А жену твоего отца я держал при себе лишь потому, что предполагал, что с её рвением она станет богатой вдовой немного раньше. Так что не обнищаете, но зато будешь знать, в каком месте копать.

— Благодарностей не будет. Я уже все сказал. Даю тебе максимум четыре часа, чтобы убраться из Москвы, сдать Золотову и вернуть Тасю обратно.

— Хорошо, по рукам! — он протянул мне руку, а не смог сдержать наглой ухмылки и со всего размаху заехал ему в лицо вместо рукопожатия.

— Будем считать скрепленным наш договор. Ублюдок! — плюнул ему под ноги и поехал домой.

Ребровский не собирался, как я и рассчитывал, брать с собой Лену и вдаваться с ней в бега. Но тем хуже для неё…

Спустя час я сидел в гостиной Наташиного дома и потирал пальцами виски, то и дело смотря на телефон: ждал звонка Ребровского или Карима. Почему мне казалось, что где-то была подстава? Но пока не обниму Тасю и не прижму к себе, не удостоверюсь, что с ней все хорошо — не успокоюсь.

— Как вы планировали завтра избежать аварии? — спросил у Наташи. В голове была полная каша и, если бы я имел возможность немного, хоть один день, прожить с этой информацией, что свалилась на меня, то нашёл бы оптимальный выход без этих жертв.

— Лена не в курсе, но её телефон давно на прослушке. Правда, она умная и обговаривала нюансы с заказчиками лично. В прошлый раз она вышла на какого-то наркошу и тот в итоге, сделав свое грязное дело, умер в тюрьме. Не без ее помощи, конечно же, как ты понял. Дрянь устранила все улики.

— Иногда у меня промелькивали мысли, что это могло быть спланировано.

— Я вообще не знала о связи отца с этой гадиной! А ты знал и молчал… Столько времени мне врал, когда я ничего от тебя не скрывала!

— Только не говори, что обижаешься на меня. Ты сейчас поступила ничуть не лучше… Равносильно тому, как если бы я отправил к Лене Глеба, вместо Таси. Чем не наживка?

— Да… Я понимаю твои чувства, — грустно вздохнула Наташа. — Но я это все сделала не специально. Мы не планировали ничего. Папа вообще предлагал развестись с ней и вышвырнуть ее на улицу, но я настояла, что хочу видеть ее за решеткой. До конца ее дней!

— Так с аварией что?

— Папа высадит меня перед перекрестком. Мы знаем место, где должно произойти столкновение. В полицию все данные сообщили, следователь тоже в курсе. Машина, которая завтра должна будет въехать в нас на светофоре, будет в два раза больше, чем та, что сбила нас с матерью, чтобы наверняка никого не осталось в живых, понимаешь? — я поморщился от этих слов и холодного выражения глаз на Наташином лице. Вспоминать о тех днях все еще было неприятно.

— А отец?

Да, я ненавидел его, и ненависть никуда не делась, но смерти я никому не желал.

— Он рискует сильно, да, но он сам вызвался и постарается избежать столкновения.

— А если нет?

— Пожалуйста! — взмолилась Наташа. — Я и так понимаю, что он делает это ради меня и, возможно, пострадает. Скорее всего, пострадает, но…

— Ладно, — я тяжело выдохнул, — тебе нельзя волноваться. Будем надеяться, он знает, что делает. Потому как я не буду жалеть о его смерти. А ты… стала жуткой эгоисткой!

— Ты лукавишь. У тебя доброе сердце. Ты обижен на отца, но не желаешь ему зла. И меня эгоисткой не считаешь. Я хорошо помню все наши переживания и тот ад после смерти матери. Такое простить и забыть невозможно!

— Я переживаю за Тасю. Мы только недавно наладили с ней отношения, и я не хочу по новой завоевывать её доверие после всего того, что вы придумали и наворотили.

— Тася — разумная девушка, и все поймёт. С ней все будет хорошо, — заверила меня Наташа.

Я тяжело вздохнул и все же решил подстраховаться. Вышел из гостиной и набрал Карима, кажется, у него были связи в полиции. И чего я не мог допустить, так это остаться дома и просто ждать. Отец без меня сам разберется, а вот Тася без моей помощи не справится.

Тася

Я чувствовала озноб, несмотря на тёплую погоду и разгар лета. На лбу выступила испарина, и я судорожно искала выход из этой западни, в какую угодила по собственной глупости. Меня отвезли на какую-то дачу, дороги я не видела. Окончательно пришла в себя уже в закрытой комнате. Открыла глаза, не в силах понять, что со мной произошло, и только спустя минут десять мозг принялся воспроизводить в памяти все события. Не знаю, что они со мной сделали, но чувство было такое, словно я месяц ходила по обезвоженной пустыне.

Приподнявшись на ноги, я осмотрела комнату и поняла, что мне не выбраться из нее. И стекол не разбить, потому что их попросту не было. Скорее всего комната была подвальным помещением, вокруг стоял затхлый запах сырости. Или в ней давно не убирались… Небольшая дверь оказалась заперта снаружи. Иногда до моего слуха доносился лай и вой собаки. Может, их было две, все звуки тоже казались какой-то галлюцинацией…

Сверху горел приглушенный свет, и я не знала сколько времени здесь находилась, сколько часов была в отключке. Мне казалось, что прошло несколько часов. И я надеялась, что Саша что-то придумает и вызволит меня из этой западни. Я и сама хороша! Попалась на крючок Ребровского. Но даже предположить не могла, что так все получится…

В какой-то момент мне показалось, что обо мне забыли: все голоса стихли, словно я оказалась в вакууме. Сильно хотелось пить, и к тому же не знаю, была ли вентиляция в этой комнате, но мне нечем было дышать, и моё тело сотрясала сильная дрожь. И далеко не от холода. Я грешила, что организм получил интоксикацию от препарата, что дали мне вдохнуть. А может быть, чем-то укололи: мысли были тягучие, как карамель, и я не могла ни за одну ухватиться. Будто со стороны себя видела, все понимала, и в то же время тело меня не слушалось, и я ощущала полное бессилие.

Внезапно послышался звук открываемой двери, и я приподнявшись с пола, встала на ноги. Я ухватилась рукой за стену, чтобы устоять. В дверях появился Ребровский, и я вжалась липкой влажной спиной в твердую поверхность стены и посмотрела на него ненавистным взглядом.