Словно мы злодеи - М. Л. Рио

– И этаким ты забиваешь голову?

Он перепрыгнул на несколько строк вперед:

– Соберешься выходить, захвати оружие.

– Оружие, брат?

– Я тебе желаю добра. Бери оружие. Не зови меня честным человеком.

Я ждал «если», которое должно было идти дальше, но не дождался. Он снова бессмысленно перепрыгнул текст:

– Я сказал тебе, что видел и слышал; но то лишь бледное подобие, куда ему до подлинного образа и ужаса.

Он спрыгнул со стола, подбежал к окну и снова его распахнул.

– Сейчас он явится; в ночи, поспешно! – Он ухватился за подоконник, так что костяшки его пальцев побелели, высунулся наружу, насколько мог, его взгляд метался среди голых, как кости, веток деревьев.

– Там он стоял во тьме, и острый меч при нем.

Я положил руку ему на плечо, опасаясь, что он может выпасть, если слишком высунется, и сказал:

– Но где он?

О ком он говорил? О Ричарде? Он не просто играл – это было видно по тому, как он дышал, как смотрел не мигая.

Он провел рукой по лицу и ахнул:

– Смотрите, сэр, в крови я!

Он выставил чистую ладонь, ткнул ею мне в лицо. Я отпихнул ее, у меня стремительно кончалось терпение.

– Где злодей, Эдмунд? – спросил я.

Он улыбнулся мне, как невменяемый, и эхом отозвался:

– Где злодей, Эдмунд? Там пауза для знака препинания, так? Но не авторского – запятые принадлежат составителям. Где злодей Эдмунд? Здесь, сэр, но вы его не троньте – ума лишился он.

– Ты меня пугаешь, – сказал я. – Прекрати.

Он покачал головой, и его улыбка понемногу исчезла.

– Прошу, уйдите, – произнес он.

– Джеймс, просто поговори со мной!

Он оттолкнул меня на шаг.

– Прошу, скорей! Я в этом деле ваш слуга.

Задев меня плечом, он быстро прошел к двери. Я побежал за ним, поймал его за руку, развернул к себе.

– Джеймс! Стой!

– Стой, стой! Где помощь? Показался враг! – теперь он уже кричал, с силой колотя себя в грудь, так что на ней оставались яркие красные отпечатки. Я попытался удержать его за другое запястье. – Круг завершило колесо; я здесь!

– Джеймс! – Я дернул его за руку. – О чем ты? Что случилось?

– Не менее, чем все, – и много больше. Со временем все станет ясно. – Он вырвал у меня руку, разгладил рубашку, словно пытался начисто вытереть руки. – Кровь, которую я пролил, породит / Молву о яростных моих деяньях.

– Ты пьян. Несешь какой-то бред. – Но я невольно решил верить в обратное. – Просто успокойся, и мы…

Он мрачно покачал головой.

– Видал я пьяниц, / В забаве этой более лихих.

Он шагнул спиной вперед к лестнице.

– Джеймс! – Я снова потянулся к его руке, но он двигался стремительнее.

Одной рукой он сбил с ближайшей полки пару свечей. Я выругался и отпрыгнул.

– Огни, огни! – выкрикнул он. – И потому простимся.

Он бросился к лестнице и исчез. Я еще раз выругался, затоптал свечи. Уголок факсимильного издания фолио на нижней полке успел загореться. Я выдернул его из-под других книг и сбил огонь углом ковра. Когда он погас, я сел на пятки, вытер рукавом лоб, покрывшийся испариной, несмотря на холодный мартовский воздух, который дул в окно.

– Какого черта. Какого черта, – бормотал я, поднимаясь на ноги; они тряслись.

Я подошел к окну, закрыл его, запер, потом повернулся и посмотрел на бутылку водки, стоявшую на столе. Пуста на две трети. Конечно, сколько-то выпили Мередит, и Рен, и Филиппа, но они были в целом трезвы. Джеймс не питал пристрастия к выпивке. Его тошнило после вечеринки в честь «Цезаря», но – но что? Он и половины этого тогда не выпил.

Его бессвязные слова эхом отдавались в комнате. Актерский бред, сказал я себе. Метод, затронутый безумием. Смысла в нем нет. Я поднес бутылку к губам. Водка обожгла мне язык, но я выпил ее одним противным глотком. В горле собралась водянистая слюна, как будто меня самого сейчас стошнит.

Я торопливо задул свечи, потом, сжимая в руке бутылку, пошел вниз; я твердо решил найти Джеймса. Выведу его на воздух взбодриться, и буду там держать, пока он не протрезвеет настолько, чтобы в его словах появился смысл.

У подножья лестницы я едва не врезался в Филиппу.

– Я как раз собиралась наверх за водкой, – сказала она. – Господи, ты что, в одного все это выпил?

Я покачал головой:

– Джеймс. Где он?

– Боже, я не знаю. Вышел через кухню с минуту назад.

– Ясно, – сказал я.

Она ухватила меня за рукав, едва я собрался ее обойти.

– Оливер, что случилось?

– Не знаю. Джеймс почти слетел с резьбы. Я пойду посмотрю, может, получится его отыскать и понять, какого черта он творит. А ты присмотри за остальными.

– Да, – сказала она. – Да, конечно.

Я сунул бутылку ей в руку.

– Спрячь, – сказал я. – С Джеймсом мы явно опоздали и, возможно, с Мередит тоже, но постарайся, если сможешь, не дать напиться Рен и Александру. У меня нехорошее ощущение по поводу этой ночи.

– Хорошо, – ответила она. – Эй. Береги себя.

– От чего?

– От Джеймса. – Она пожала плечами. – Сам сказал, он не в себе. Просто… не забывай, что было в прошлый раз.

Я уставился на нее, потом понял, что она имеет в виду мой сломанный нос.

– Да, – сказал я. – Спасибо, Пип.

Я обогнул ее, дошел по коридору до кухни. Там тусовались только третьекурсники, в основном с театрального. Когда я вошел, они замолчали и обернулись ко мне. Колина среди них не было, так что я обратился ко всем сразу, повысив голос, чтобы меня было слышно сквозь музыку в соседней комнате:

– Джеймса никто не видел?

Девять из десяти покачали головой, но последняя показала на дверь и сказала:

– Туда пошел. В туалет, судя по лицу.

– Спасибо.

Я кивнул ей и направился туда, куда она указала. В прихожей было темно и пусто. О входную дверь бился ветер, в окне над дверью дребезжали стекла. Дверь туалета была закрыта, но из-под нее сочился свет, и я открыл ее, не постучав.

Зрелище оказалось еще более странным и пугающим, чем в библиотеке. Джеймс навис над раковиной, всей тяжестью опираясь на кулаки; костяшки правого были рассечены и кровоточили. Огромная фрактальная трещина тянулась ломаными линиями из одного угла зеркала в другой, а длинный черный след на столешнице вел к щеточке туши, лежавшей отдельно. Патрончик от нее скатился на пол, он блестел у плинтуса, вспыхивал фиолетовым металлом. Тушь Мередит.

– Джеймс, какого черта, – сказал я, ощущая покалывание вдоль хребта.