Тайны Елисейского дворца - Жюльетта Бенцони

– Ну, это для нас не секрет! Вы спите вместе?

– Не всегда. Признаюсь, что близость меня пугает. Он обращается со мной как с девкой, которую подобрал в городе, отданном на разграбление. Потом, бывает, извиняется, говорит, что в нем живет неистовство, с которым он не справляется.

– Знаешь, что я тебе скажу? Скажи Жюно о беременности через месяц. А когда родишь, скажешь, что роды были преждевременными. Вот и все!

– А если император отправится в поход без него, что тогда? К несчастью, нужно предусмотреть и это, если здоровье его не улучшится. Можешь себе представить, как он встретит посланца с такой новостью?

– А если новость сообщит ему сам император? И уже довольно скоро?

– Жюно чуть ли не каждый день ездит в Тюильри, он хочет быть замеченным. Де Нарбонн, когда может, ездит вместе с ним. Он тоже беспокоится за Жюно.

– А ты больше всех! Я попробую тебе помочь. Как-никак, Напо мой брат, а ты лучшая подруга. Я скажу, когда мне что-нибудь удастся из него вытянуть!

Но Полине не понадобилось ничего «вытягивать». Прошло два дня, Жюно вернулся домой из Тюильри очень скоро и поспешил к жене.

– Поцелуй меня, Лоретта! – закричал он с порога, обретя нежданно присущую ему радость жизни. – Император назначил меня губернатором Иллирийских провинций. Мы уезжаем завтра в Лайбах[55], столицу королевства. Само собой, ты тоже едешь!

Лаура, хоть и была застигнута врасплох, не колебалась ни секунды. Она знала, что Иллирийские провинции расположены неподалеку от Венеции вдоль берега Адриатического моря, что это красивые края с хорошим климатом. Маршал Мармон был герцогом Рагузским[56]и как-то рассказывал ей об этом прекрасном городе. Но это так далеко… Очень далеко… Главное, от Мориса… Интересно, из каких соображений «Кот в сапогах» назначил туда Жюно? Но сейчас нужно было срочно отвечать, и Лаура с размаху бросилась в воду.

– Если ты едешь завтра, то я присоединюсь чуть позже. Я не могу ехать сразу, я плохо себя чувствую.

– Ты и выглядишь неважно. Что с тобой, Лоретта? Заболела?

– Не совсем, – ответила она, постаравшись улыбнуться. – Не могу сказать окончательно, но похоже, что я беременна.

Вопреки ее опасениям, Жюно пришел в восторг.

– Еще один малыш Жюно, чтобы послужить императору? Надеюсь, ты не ошиблась. И если это так, то тебе в самом деле стоит поберечься. Ты привезешь его мне, когда встанешь на ноги. Климат там теплый, и жить мы будем во дворце. Все будет так, как раньше…

Раньше чего? Лаура не думала, что за этим «раньше» скрывается что-то определенное… Главное, что Жюно был счастлив. Он снова становился почти что королем, и это приводило его в такой восторг, что он даже не огорчался из-за разлуки с императором, с которым отныне будет общаться только при помощи курьеров. Но Жюно уже воображал себе, как преумножит богатство врученных ему краев, как порадует своего кумира процветающей страной.

Лаура позаботилась, чтобы Жюно забрал с собой Фиссона, она хотела получать достоверные сведения. И первые сообщения были обнадеживающими: в Лайбахе их встретил очень опытный градоправитель граф де Шаброль. А господин герцог стал таким, каким был до Русской кампании и поражения при Вимейро. Как ни трудно в это поверить, но он помолодел и делает все, чтобы завоевать сердце народа, состоящего из множества разных национальностей. Кого тут только нет – хорваты, далматинцы, итальянцы, французы, а кроме того греки, немцы, австрийцы…

Чудеса, да и только! Лаура была очень рада этим чудесам.

Император отбыл 15 апреля 1813 года, чтобы встать во главе коалиционной армии.

Новость о победе при Баутцене в Саксонии обежала Европу с быстротой молнии. Французы в Лайбахе ликовали.

– Мы дадим большой бал в честь нашей победы, – объявил Жюно. – Я никогда не сомневался в счастливой звезде императора!

Фиссон получил особые распоряжения. Теперь он был вместо госпожи герцогини, которая с таким искусством устраивала великолепные приемы.

Прием и впрямь обещал быть великолепным – в красиво убранных гостиных собралась элита здешних мест: самые знатные мужчины, самые красивые женщины в великолепных нарядах беседовали под тихую музыку. Фиссону и Шабролю было с чем себя поздравить – в воздухе веял магический дух торжества. Омрачало лишь опоздание губернатора, он должен был появиться в десять, а на часах уже была половина одиннадцатого…

– Вы его знаете лучше всех, у вас есть предположение, по какой причине он может опоздать? – спрашивал Фиссона Шаброль.

Фиссон уже собирался подняться к Жюно, но тут на верхней площадке парадной лестницы появился мажордом и объявил:

– Господин герцог д’Абрантес, генерал-губернатор и наместник его величества императора и короля!

В огромном зале воцарилась мертвая тишина. Губернатор начал спускаться вниз по лестнице. В белоснежных перчатках, в туфлях с золотыми пряжками, в золотых аксельбантах, с муаровой красной лентой через плечо, на которой переливались бриллиантами орденские звезды, держа в левой руке шляпу с белым плюмажем, а в правой саблю, он сиял золотом волос, торжествующей улыбкой и не оставившей его красотой. Он спускался вниз, и толпа разнаряженных гостей смотрела на него со все возрастающим ужасом. Кроме орденов, на генерал-губернаторе ничего не было…

Миг оцепенения, и нарядная толпа в ужасе бросилась врассыпную, торопясь покинуть зал.

Жюно остановился на последней ступеньке и разразился хохотом. Он хохотал и никак не мог остановиться…

Мальмезон, 28 июня 1815 года.

Десять дней тому назад 18 июня под Ватерлоо кроваво-красное солнце опустилось за поле, усеянное мертвецами, на котором погибла империя, несмотря на чудеса храбрости императорской гвардии. Не желая сдаваться англичанам Веллингтона, генерал Шамбронн, выкрикнув самое употребительное во французском языке ругательство, прорычал: «Гвардия умирает, но не сдается!»

Париж кипел, переплескиваясь через край, словно котел ведьмы. Переменчивый Париж, похожий на красотку, всегда готовую возмутиться и обидеться. Он уже разлюбил потерпевшего поражение, хоть еще недавно окружал героя ореолом легенды, но, когда тот вернулся с поля боя, в воздухе веяло изменой…

Побежденный Наполеон вернулся 21 июня в восемь часов утра… но в Елисейский дворец. В Тюильри уже заседало «временное правительство» под председательством Фуше. Толпы народа на улицах росли час от часу и требовали криками императора к ответу. Ходили слухи, что Людовик XVIII, укрывшийся в Генте, снова готов вернуться во Францию и царить в ней по-старому.

«Никогда еще, – напишет потом очевидец, – народ, который платит и проливает кровь, не был так к нему расположен».