Побег - Евгений Сухов

— У вас в доме находится человек! — обратился Беспалый к Потапу без приветствий и предисловий. — Мы его ищем.

Потап спокойно взглянул на свирепого подполковника.

— Был человек, верно. Но уж, почитай, неделю как попрощался.

Беспалый на мгновение задумался. Вряд ли старик врет. Но если гостя нет, тогда зря он суетился и эту операцию готовил.

— И куда же он делся, хотелось бы знать?

— Да кто его знает! — Старик не спускал глаз с подполковника. — Ушел. На восток куда-то.

— А кто он, откуда? Как сюда попал? — Старик отвечал без раздумий, точно по заученному — или по правде.

— Да он тут где-то на реке охотился. А его порвала рысь. Вот он ко мне и подался. Видать, знал, что в лесу обитает такой старичок — добрая душа. Ты ведь и сам знаешь, Витюша, — обратился старик к майору. — Как мать-то, Елена Егоровна, выздоровела?

— Выздоровела, отец Потап, спасибо, — совсем растаял майор.

Беспалый повернулся к нему и тихо сказал:

— Бери этих молодцов, майор, и иди в дом — погляди там да про чердак и погреб не забудь.

Он проследил, как омоновцы с майором резво вбежали в сени и исчезли в полумраке.

Старик забеспокоился.

— Там племянница моя, Елена… Она…

— Да ничего они с твоей Еленой не сделают, старик! — окрысился Беспалый. — А с ней я вот хочу потолковать. Зови давай свою Елену!

Но она и сама уже показалась в дверях, испуганная вторжением в дом солдат с автоматами. Беспалый окинул оценивающим взглядом молодую женщину. Красивая, в теле. Только вот смотрит настороженно и злобно. Ишь ты, шалава, ну, ничего, ты у меня запоешь!

— Я разыскиваю одного опасного преступника. Он две недели назад совершил дерзкий побег из колонии строгого режима. По некоторым данным, он мог оказаться в ваших краях… А у вас, я знаю, гостевал некий человек. Кто он?

На этот раз свой вопрос он задал женщине.

— Я обязана вам отвечать? — дерзко отозвалась она. Беспалый побагровел: он не привык, чтобы с ним так разговаривали.

— Обязана, обязана!

— Может быть, у вас и ордер на обыск имеется? — продолжала дерзить Елена.

Ах, ты еще и грамотная! Ну ладно, не хочешь по-хорошему, я с тобой поговорю по-плохому. Беспалый не удостоил ее ответом и стал ждать возвращения омоновцев.

Минут через пятнадцать из дома вышел майор и, стараясь не глядеть на старика и его племянницу, отбарабанил:

— Все осмотрели — ничего не нашли! — Беспалый повернулся к Елене и, насмешливо коверкая слова на деревенский лад, произнес:

— Слыхали, барышня, — это не обыск, а осмотр! А ежели вас документик на обыск интересует, то не сумлевайтесь — будет и документик. — Он обратился к омоновцам. — Так, ребята, ладно, отбой. Видать, опоздали маленько. Вы отправляйтесь обратно к вертолету, а я с моими молодцами пока тут еще побуду, поговорю с хозяевами. Гринько, Панаев — остаетесь здесь. Да, майор, — вдруг вспомнил он, — а нас пусть отвезет тот «уазик»… Мы быстро — через полчасика освободимся.

Проводив глазами омоновцев, Беспалый развернулся к Потапу и его племяннице.

— Ну вот, любезные мои, а теперь поговорим как следует, без энтих экивоков. Гринько, Панаев! Живо в дом — все там переверните вверх дном. Что искать — представляете себе?

— Так точно! — рявкнул за двоих верзила Панаев. — Помет звериный!

Панаев и Гринько были сверхсрочниками — тупыми, исполнительными вертухаями, которые беспрекословно выполняли приказы.

— Молодец! — ухмыльнулся Беспалый. Его школа! Он когда своих охранников учил вести шмон на зоне, любил повторять, что они ищут «помет звериный».

Спрятанные в тайниках заточки, наркота, «малявы» с воли — все это на языке подполковника Беспалого называлось «пометом звериным».

Ребята бросились в дом, а Беспалый подошел к старику и зажал его густую бороду в кулак.

— Вот что, дед, я вижу, ты с майором семьями дружишь. Может, ты ему еще и жопу подтирал в младенчестве, ну а мне с тобой вспоминать нечего. Так что я без церемоний… Говори, старый пень, кто у тебя гостевал?

И тут Елена бросилась к Беспалому и попыталась разжать ему пальцы. Тот, не повернув головы, левой рукой наотмашь врезал ей по щеке. Она так и отлетела в сторону. Глаза отца Потапа сверкнули.

— Не надо было, подполковник, так с ней. Меня бы пытал. Она-то тут ни при чем.

— Ах, вот как заговорил. Значит, соврал ты мне, дед! Божьего суда-то не боишься?

— Я не боюсь, — тихо произнес Потап. — Я уже свое отгрешил и за все покаялся. Моего покаяния на многих бы хватило.

— Так кого ты укрывал в своем доме, богомолец хренов?! — заорал Беспалый, теряя терпение.

Из глубины дома донесся радостный голос Гринько:

— Есть, товарищ подполковник! Есть!

Сержант Гринько высунулся из окошка и продемонстрировал Беспалому сапог. Подполковник сразу узнал эту обувку: в таких кованых сапогах на толстой кожаной подметке топтали зону его подопечные. Сомнений быть не могло: этими сапогами его снабжал закрытый кожевенный комбинат Министерства обороны, который уже года три не получал госзаказ и тачал левые партии — в том числе и беспаловские… К тому же каждая пара имела свой серийный номер.

— Проверь, Гринько, номерок — там, под стелькой! — После некоторого усилия сержанту удалось отодрать накрепко приклеенную стельку.

— ПБ-5645-96!

— Ага, девяносто шестого года партия! — довольно произнес Беспалый. — Я как раз этим субчикам их и выдал. Все сходится!

У него бешено заколотилось сердце. Горячо! Уже горячо! Он чуял свежую кровь раненого зверя! Отшвырнув от себя Елену, Беспалый бросился к старику.

— Ну что теперь, старый хрен, будешь говорить? Здесь был Варяг? Он у тебя, значит, залег — и ты его вылечил, подлюка? Говори! — Беспалый вырвал из кобуры свой старенький ТТ и сбросил предохранитель. — Я не шучу, дед! Считаю до трех — если не скажешь, кто у тебя гостевал в доме — я… ее пристрелю. Прямо у тебя на глазах!

В глубоко запавших старческих глазах появились слезы.

— Боже ты мой, что же делать? — прошептал он. — Ну, хоть меня пристрели — ее не тронь.

— Уж нет, сука! — Беспалый понял, что нащупал слабую струну. — Тебя оставлю жить. А ее прямо на твоих глазах… прямо на твоих глазах… Скажу вон этим бугаям — они ребята горячие, у них увольнительных уже три месяца не было, по бабам изголодались. Я им кивну, и они твоей Елене юбку задерут до пупа и тут же на этом крылечке по очереди. А ты будешь на это смотреть, понял? Ты этого хочешь, дед?

По Потаповым щекам текли слезы.

— Грех беру на душу тяжкий. Грех тяжкий. Прости ты меня, Егор Сергеевич, малодушного, прости, родимый! — Он перевел дыхание. — Ладно, твоя взяла. Скажу. Да, был человек. Из колонии он бежал. Пожил, пожил и ушел. Куда — не знаю, вот тебе крест, не знаю!!!