Смертельный звонок - Николай Иванович Леонов

черт возьми, показывать эти свои ментовские штуки. Мне не нужно расследование, мне плевать на Шанурина. Я же сказал, закрыл фонд! Что угодно, скажи, что угодно, любое желание, только помоги же ты мне! Ты понимаешь, что они убьют моего внука, мою единственную дочь! Да я что угодно готов отдать, лишь бы их оставили в покое. Все, что я сделал в своей жизни, я сделал ради них! Ты слышишь меня, я прошу как человека, как мужика — помоги! Отвези эти чертовы бумажки туда, к застройке. Тебя будут ждать возле озера. Забери их оттуда, и я сделаю все, что ты захочешь. Я перепишу на тебя свой бизнес, не знаю, сделаю тебе гражданство. Что ты хочешь, черт возьми?!

Лев вдруг выпалил:

— Признание! Я поеду туда и заберу твоих близких, если ты напишешь чистосердечное признание о том, как погибли члены твоей банды.

Ему могло бы показаться, что связь прервалась, если бы не шум на заднем фоне: разговоры на чужом языке, гул механизмов, но только не голос Горца. Наконец тот глухо выдавил:

— Я согласен. В двенадцать дня я буду в Москве, в отделе. Мой внук и дочь должны быть там, живые и здоровые. Как только они сядут на ближайший самолет, я подпишу… — ему понадобилось усилие, чтобы произнести это вслух, — чистосердечное признание.

Лев бросил взгляд на круглый циферблат часов, что отсчитывали время над дверью его кабинета. Пять утра, скоро рассвет, можно будет осмотреть тщательно всю территорию. Что он, собственно, сегодня и планировал сделать днем — вместе со следственной бригадой и экспертами обойти периметр, изучить имеющиеся постройки. Особенно Гурова волновал котлован, полный воды, он подозревал, что именно из-за него вода в дачном сообществе «Солнечный» по соседству стала совсем непригодна для употребления. Но Горец словно услышал его мысли. Он вдруг торопливо добавил:

— Прошу, без ваших этих ментовских штучек. Без свидетелей и силовиков. Они убьют их, понимаете? Это не игры в детективов, это вопрос жизни и смерти. Если мои родные… если что-то пойдет не так, я не знаю. Вернее, я знаю, что я сделаю. Моя жизнь, она потеряет смысл, и тогда я стану таким же, как раньше. Без жалости и без души. Мне плевать будет на все! Мне и сейчас плевать на все, кроме моей семьи.

Опер резко прервал этот поток эмоций. Он понимал, что Горец в полном раздрае и может действительно натворить глупостей, если не получится произвести обмен. А возможностей у него более чем достаточно, чтобы не только отправить на тот свет Льва, но и реализовать все прежние угрозы. Поэтому Гуров лишь резко буркнул, не желая слушать этот поток угроз и жалостливых просьб:

— Все, я выезжаю. Один. — Опер нажал отбой. Он понимал, что идет на страшный риск, но, с другой стороны, наконец сможет разобраться, кто преступник и для чего он похитил дочь Горца. А риск… так вся его работа — сплошной, ежедневный риск. К тому же требование похитителя, чтобы документы передавал именно он, означает, что преступник в курсе участия опера в расследовании. Преступник знает, кто он и что может приехать на встречу с поддержкой в виде целой оперативной бригады. Потому так осторожничает, выдвигает строгие требования. Ничего не остается, как выполнить условия, ведь у него заложники — родственники американского гражданина Альфреда Риккера.

Лев открыл сейф и сунул за пояс табельное — вот его гарантия и поддержка. С огнестрельным оружием можно будет остановить похитителей, если начнут нарушать свои обещания. Он сгреб в большую коробку все бумаги, которые удалось добыть по «Сансити», и спустился вниз на первый этаж. Дежурный проводил его сонным взглядом. Лев положил ему на стол записку для Орлова. Если Гуров не вернется к началу рабочего дня, то тот хотя бы будет знать, где искать своего пропавшего сотрудника. К утру уже все полицейские ночной бригады управления выдохлись, уставшие от ночных разъездов организмы требовали сна и отдыха, поэтому опер почти незаметно для остальных вышел на парковку. Здесь тоже было тихо: патрульные дремали в машинах; по дороге проезжали редкие автомобили; прохожих не было даже видно в тумане, который заполнил улицы.

Но Льву сырая белесая пелена не мешала, машина покатилась уже по знакомому маршруту в сторону загородного шоссе. Через двадцать километров асфальт превратился в гравийную дорогу, свет придорожных фонарей исчез, и вокруг машины расстелилась серая мгла без конца и начала. Опер двигался по навигатору, удивляясь, кому пришло в голову назвать эти густые лесные заросли так игриво — «Сансити», поселок «Солнечный». Ему сейчас казалось, что этой местности больше подошло бы название «Болотное» или «Край земли». От серого тумана тянуло сыростью, а видимость впереди даже с включенными фарами была не больше десяти метров. Приходилось всецело доверять навигатору, который уверенно сообщил, что до опушки с застройкой осталось совсем немного. Но машина с трудом уже шла по заросшей, расхлябанной дороге, вернее, колее, которую выкатали широкие колеса грузовиков. Теперь же слой из травы и глины скользил под шинами автомобиля Гурова и не давал двигаться вперед. Пришлось вылезать из машины и идти пешком, скользя по грязи. Тяжелая коробка оттягивала руки, ноги с трудом преодолевали метр за метром. Лев шел медленно, прислушиваясь к звукам вокруг. Из-за плотного тумана можно и не надеяться заметить преступника, остается вслушиваться в еле слышные шаги или голоса. Даже сам водоем он нашел по усиливавшемуся аромату влаги и холоду. Он поставил надоевшую коробку на землю, оперся о ствол дерева, чтобы отдышаться. Что дальше, где искать место для обмена?

Потянулись медленные минуты ожидания, Лев втянул поглубже сырой воздух. От водной поверхности под молочным слоем несло отвратительным утробным запахом. Этот аромат, жуткий, сладковатый, был оперу, к сожалению, знаком. Он вдруг понял, чем так явственно пахнет от озера — мертвечиной, гниющими телами! Не зря он решил проверить территорию застройки «Сансити», хотя теперь даже без проверки, без водолазов Лев мог сказать, что на дне котлована их ждет страшное открытие — мертвые тела. Солнечный город оказался не городом будущего с безопасными источниками бесконечной солнечной энергии, а городом смерти, городом трупов, скрытых под толщей воды.

Вдруг тишину разрезал женский пронзительный крик. Опер вытащил пистолет и двинулся на звук, осторожно выверяя каждый свой шаг. Ему приходилось двигаться почти на ощупь, чтобы не сорваться с края котлована в невидимую воду. Испуганный крик снова взлетел над водой:

— Пожалуйста, нет! Умоляю! Не надо! — И тут же раздался громкий всплеск. Крик оборвался, потом снова зазвенел совсем рядом. Женщина стонала то ли от боли, то ли в ужасе. Льва что-то сильно толкнуло в