Невернесс - Дэвид Зинделл

бросилась туда. Четыре женщины, столпившись в тесной хижине, оттащили мать от Катарины.

— Почему ты назвала Катарину ведьмой? — спросила Анала.

Косоглазая Мулийя при слове «ведьма» забубнила молитву и натерла веки золой, чтобы вторая душа ведьмы ее не увидела. (Я забыл упомянуть, что эта Мулийя была необычайно безобразна. У нее был сломан нос, и она смахивала на овцебыка, как напомнила мне Жюстина. Любопытно, что женщины часто бывают более чувствительны к женской красоте — или ее отсутствию, — чем мужчины.)

Сания, нервно потирая худые руки, смотрела то на Аналу, то на Мулийю. Это была умная маленькая женщина с узкой лисьей мордочкой. Проведя языком по желтым сточенным зубам, она сказала:

— Мы все удивлялись, почему Мэллори ведет себе так странно. Но колдовство? Зачем бы Катарина стала наводить на него порчу? — И она улыбнулась Катарине, которая ей нравилась, явно не веря, что та может быть ведьмой.

— Некоторым женщинам нравится, когда братья трогают их руками, — сказала Мулийя, — а еще больше нравится, когда те трогают их своими копьями. Все знают, что Катарина с Мэллори ерзали по снегу вместе.

Мать, в ужасе от того, что натворила, вмешалась:

— Я говорила сгоряча, потому что рассердилась. Никакая Катарина не ведьма.

Жюстина все это время стояла между Мулийей и спокойной, хранящей молчание Катариной. Мулийя сказала матери:

— Вот уж скоро год, как мы с тобой пьем кровяной чай вместе. Когда это ты говорила сгоряча? Ты назвала Катарину ведьмой — я сама слышала.

Анала, стоя в центре хижины, откинула назад седые волосы. Среди женщин она была самой высокой, самой сильной и, возможно, самой здравомыслящей.

— Ты назвала ее ведьмой, — сказала она моей матери, — и это самые тяжкие слова, которые одна женщина может сказать другой. Если она ведьма, то в чем ее колдовство?

Завязался спор относительно способов, которыми женщина может околдовать мужчину (или, реже, другую женщину). Мулийя, кося глазами, заявила:

— Хорошо известно, что у парвинов начался голод из-за того, что одна женщина высосала семя у своего родича. Это верный способ околдовать мужчину.

— Но кто из нас не хотел бы сделать то же самое? — с нервным смехом заметила Сания.

Мулийя рассказала также об олуранской женщине, которой достался плохой муж — он колотил ее всякий раз, приходя с охоты пустым. Однажды поздней средизимней весной эта женщина — звали ее Галья — сделала из палочек и меха куклу и бросила ее в талую воду. На другой день ее муж ступил на тонкий лед, провалился в море и утонул.

— А Такеко из племени нодинов? Все знают, что она сделала: с помощью плесени арагло и хитрыми колдовскими словами она разожгла в нем ярость. Вот любовник и убил ее мужа!

Анала, послушав ее, рассердилась, срезала скребком для шкур мозоль с ладони и предъявила всем.

— Как может женщина пленить душу мужчины? Для этого она должна взять от него какую-то часть, чтобы ее другая душа увидела через эту часть другую душу мужчины — это все знают. Будь Катарина ведьмой, она собирала бы волосы, обрезки ногтей и прочее. Где у нее эти вещи? Кто их видел?

— Ведьма не стала бы оставлять такое на виду, — хитро заметила Мулийя, глядя между ног Катарины на ее постель. Глаза ее, косые и слабые, были все же алалойскими глазами и подмечали многое, особенно состояние снега, для обозначения которого у алалоев имеется около сотни слов. — Почему около ее постели лежит сореш — свежий снег?

Может быть, собака испортила ее лежанку своей мочой, — пожала плечами Сания.

— Кто же позволит собаке мочится на свою постель? Я думаю, нам надо посмотреть, что зарыто у нее под лежанкой.

Мать и Жюстина, не желавшие, естественно, чтобы Мулийя рылась под лежанкой, стали спорить и приводить доводы против, а когда это не помогло, попросили ее выйти из хижины.

— Если Катарина ведьма, — сказал Жюстина, — я, конечно, уверена, что это неправда, но если она вдруг окажется ею — мы сами найдем колдовские предметы. Она моя дочь, так кому же, как не мне, следует ее наказать?

— Требовать такого от матери было бы слишком, — возразила ей Анала.

Мулийя двинулась к лежанке, но мать остановила ее силой. Катарина сидела и смотрела, а мать с Жюстиной попытались выставить женщин из хижины. Жюстина толкнула Мулийю, и та упала на стену, проломив ее. Другие женщины Манвелины, ожидавшие снаружи, подняли Мулийю, развалили хижину окончательно и столпились вокруг Катарины. Ириша, Лилуйе и еще шесть держали мать и Жюстину.

— Вот видите, — сказал Анала, — мать ведьмы всегда защищает свою дочь. Это печальный день для нас, но Мулийя права. Надо посмотреть, что у нее под лежанкой. — Она присела и быстро, как собака, стала рыть скребком снег. Белая пыль запорошила унты других женщин, с любопытством следивших за ее работой. Скребок вскоре наткнулся на что-то. — Есть, — сказала Анала и вынула покрытый снегом криддовый шар.

— Что это? — спросила Сания. — Как красиво!

Анала счистила с шара снег, и Мулийя сказала:

— Похоже на раковину, но я никогда еще не видела таких красивых и круглых раковин. На Южных Островах много таких? — спросила она у моей матери.

Та, попытавшись вырваться от Марии, Люсы и Лилуйе, ответила:

— Много.

Анале удалось открыть сферу. Перевернув ее, она вылила голубовато-белое содержимое себе на ладонь и понюхала.

— Мужское семя, — объявила она, и у женщин вытянулись лица.

Мулийя коснулась пальцами ладони Аналы и облизнула их.

— Да, это мужское семя, но подслащенное чем-то неизвестным мне. Катарина смешивает семя Мэллори с соком неведомых растений, чтобы навести на него порчу.

Дело начинало принимать серьезный оборот. Сания подошла к Мулийе и сказала:

— Мне всегда нравилась Катарина. Она всегда улыбается, даже когда нам живется плохо. Так ли уж дурно она поступила, околдовав Мэллори? Он такой необузданный — он нуждается в укрощении, как никто из мужчин. — И она задала вопрос, который вертелся на языке у каждой: — Неужели мы за это прогоним ее на лед?

— Надо отрубить ей пальцы, чтобы она больше не могла колдовать, — заявила Мулийя.

Жюстина стояла смирно, думая, как бы ей освободиться от державших ее рук. Она боялась за Катарину, но сохраняла хладнокровие, понимая, что лучше дочери лишиться пальцев, чем жизни. Пальцы, сказала она мне после, всегда можно отрастить заново.

Пока женщины спорили о судьбе Катарины, Мулийя продолжала рыться под лежанкой.

— Смотрите! — вскричала она, откопав еще две криддовые сферы. — И это не все — вот еще четыре. Тут их много, этих раковин!

Женщины смолкли. Они открывали сферы одну за другой, разглядывая