Пока Земля спит - Алексей Евтушенко

Мы с моим московским знакомцем Костей Варламовым и с нами кто-то третий выбираем книги у лотка на улице. Все книги на польском. Продавщица тоже полька, говорит по-русски с акцентом. Нам предлагают Гумилёва в переводе на польский. Костя отказывается, я беру, говорю, что с удовольствием прочту стихи Николая Степановича и на польском. Костя с товарищем рассматривают тем временем альбомы графики какого-то художника с фамилией, созвучной Вазарели. Здесь же, на лотке. Мне графика не нравится. Но тут продавщица предлагает отдельную репродукцию картины этого же художника. Очень странную. Она устанавливается в трёх плоскостях – в угол. Две плоскости на стены, и одна снизу. Под определённым углом зрения некоторые элементы картины оживают. Мы берём. Затем попадаем на новогодний вечер, где участвуем в поимке крутого бандита. Драка, ножи, выстрелы, кровь, выбитые зубы. Куча-мала. Бандит очень силён. Тащит на себе всю кучу к выходу, пытаясь вырваться. Но всё-таки мы его вяжем. Напоследок – новогодняя ёлка, на которой вместо украшения завязан гигантский галстук бирюзового цвета. И больше ничего на ёлке нет.

Живописный остров-гора в тёплом море. Отличная погода. Я летаю над островом с помощью необычных и смешных устройств. Например, одноразовый зонтик со встроенной в него ракетой. Ракета для подъёма, а зонтик для спуска. Причём раскрывается он только перед самой землёй – резкое торможение. И раскрывается не над головой, а под ногами, снизу. После чего приходит в абсолютную негодность. Или кожано-овчинная птица-змей для планирования. Это вырезанная из овчины или кожи большая птица с уздечкой и прорезями для ног. Она взлетает, как воздушный змей, и планирует, колыхаясь в потоках воздуха. Чем-то ещё она напоминает ковёр-самолёт. Далее шар-ракета. Подъём на одноразовой ракете, потом надувается воздушный шар, и ты уже на нём летишь или медленно опускаешься. Всей этой фигнёй торгует Валерий Фёдорович Чеснок – бывший директор музея-заповедника Танаис. Дёшево. Сначала я летал один (жена боялась или не хотела), потом ко мне присоединился мой старинный друг – Сергей Ситник. Полетели вместе, чуть не разбились на одноразовом зонтике, но удачно упали в море. Долго выбирали у Чеснока шар-ракету. Подошёл ещё один друг, ныне покойный. Он тоже хотел летать, но денег не было. Я ему одолжил.

Плыли на дирижабле к Северному полюсу сквозь морозный туман. Доплыли, приземлились. Знакомый профессор сказал, что надо пройти сто тридцать семь метров, и тогда мы точно окажемся на Северном полюсе. Прошли. В снегу лежало множество плоских камней разной формы с нарисованными на них красивыми картинками – пейзажи юга, средней полосы, портреты, жанровые сценки. Живопись на камне. Отчего-то знал, что это оставили полярники, которые когда-то здесь зимовали. Выбрал себе на память картинку – обнажённая девушка, купающаяся в водопаде, и парень на переднем плане.

Дальше уже лечу сам, без дирижабля, и оказываюсь на набережной Ростова в ранний предутренний час. Ещё темно, хочется есть. Нахожу работающее кафе, захожу. Точно знаю, что здесь работает мой старый институтский товарищ – поёт под гитару. Но сейчас поёт кто-то другой. И не на сцене, а в отдельной пустой комнате, сидя на стуле, в микрофон. А звук уже идёт в зал через динамики. В зале за столиком сидит тот самый институтский товарищ со своей женой и несколькими приятелями, которых я не знаю. Выпиваем по рюмке за встречу, я завтракаю. Прихватываю с собой бутылку, выхожу, иду по набережной и отдаю бутылку какому-то бродяге. Потом у цыганок покупаю сигареты, они насыпают мне в ладони сдачу пятирублёвыми монетами с гербом СССР. Взлетаю и лечу над ещё спящим тёмным городом, держа курс на далёкие электрические огни.

Снился маленький деревянный, сложенный из брёвен, католический храм. Даже и не храм, а часовня. Кажется, дело происходило на Аляске. Прямо к часовне примыкала открытая терраса кафе, на которой обедали суровые аляскинские лесорубы и католический священник. Я зашёл в часовню помолиться, хоть и понимал, что православному вроде бы не положено. Но ведь Христос один на всех, верно? Кроме меня в часовне никого не было. Убранство яркое, золото с киноварью. Я прочёл «Отче наш» и перекрестился справа налево, по православному обычаю. Священник так и не появился.

У меня мопед «Мерседес». Об этом я сообщаю папе по сотовому телефону. Мопед маленький, да удаленький. Откапываю его из-под снега, настраиваю газ и ручной тормоз. За рулём жена. Мы вышиваем по центру зимнего Ростова. Оказывается, что это уже не мопед, а маленький автомобильчик. Но руль всё равно как у мопеда.

И тут же попадаю на поля сражений Первой мировой войны. Воюю почему-то на стороне немцев. Окопы, укрепрайон на холме. Отражаем атаку американских самолётов. Взрывы. Стрельба. Выстрелом из револьвера сшибаю с коня вражеского разведчика. Это русский. Точнее, русская девушка. Она ранена. Убить, чтобы не мучилась, или перевязать и отправить в госпиталь? Враг стонет, кровь. Принимаю решение перевязать, спасти, но не успеваю – просыпаюсь.

Разрабатываем с Олегом Дивовым горнолыжный маршрут-спуск, по которому можно уйти за кордон из СССР, в котором мы находимся. И уходим. Как в старом польском кинофильме «Ущелье ведьм». Оказываемся в здании среди гор, из стеклянного вестибюля наблюдаем за окружающей действительностью и пытаемся определить, в какой мы теперь стране. По марке автобуса на остановке и газетам на доске объявлений. Но заголовков газет не видим – слишком далеко. В конце концов, выясняется, что нам нужно заночевать в этом здании. Одно плохо – его по ночам навещают вампиры. Правда, есть комнаты-квартиры, которые надёжно защищены, и там можно спрятаться. Ищем такую квартиру-комнату по всем этажам гостиничного типа. Заперто, заперто… Кажется, находим. Устраиваемся, баррикадируемся. И знаем, что утром нам нужно бежать дальше.

Пил с братьями-фантастами в кафешке на открытом воздухе. Вдруг появился актёр Лёня Либет, показал мне какой-то простой и смешной фокус с исчезающим платком и убежал. Я побежал за ним: «Лёня! Лёня!» Оказался в зрительном зале, прошёл за кулисы, а там уже накрывают на стол. Театр собрался что-то праздновать, но непонятно что именно. Вроде бы премьеру. Я оказался за столом с массой незнакомых людей – новых актёров «Гаудеамуса». Впрочем, были и те, кто меня помнил. Либет сидел напротив и был в своём репертуаре – шутил, пел песню «Проходит жизнь, проходит жизнь, как ветерок по полю ржи…». Спрашивал, неужели я зарабатываю деньги стихами и песнями? Я отвечал, что фантастической прозой. Потом гулял по Львову.

Прихожу с работы – полный дом народа. Сын готовится к экзамену, ему помогает один мой знакомый, ещё какие-то люди пьют чай на кухне, ходят по комнатам. При этом квартира загромождена полусобранной старой мебелью, которой раньше не было. Видно, только что привезли. Вешалка что-то вроде большой тахты или дивана, отдельно спинка от неё. Жена говорит, что всё это притаранил Женька Харитонов (редактор журнала «Если» и прототип мичмана Харитонова из произведений Олега Дивова). Я чуть ли не в истерике пытаюсь найти телефон Харитонова и высказать ему всё, что думаю по этому поводу. Не нахожу, ложусь спать. В темноте просыпаюсь и вижу, как из стены выходят двое подростков. Выглядят они словно привидения и громко разговаривают на ходу. Пересекают комнату и скрываются в другой стене. Мне не страшно, я зол. Понимаю, что компьютерные технологии достигли такого уровня, что люди могут ходить друг к другу в гости, оставляя тела в своих квартирах. Такие вот астрально-ментальные гости. Пытаюсь узнать у сына, как сделать, чтобы они не шлялись ночью через чужие квартиры. Может, собственный комп перенастроить? Поставить на него какую-то защитную программу и оставлять на ночь включённым? Сын не знает, но обещает узнать. В расстроенных чувствах пишу пальцем на пыльной поверхности старой мебели Харитонова: «Парни, оставьте, пожалуйста, людей в покое. Вы мешаете». И снова ложусь спать.