Айвенго. Квентин Дорвард - Вальтер Скотт

мошенников-йоменов. Клянусь святым Денисом, это, наверно, тот самый рыцарь, которого мы прозвали Черным Лентяем. Помнишь, Фрон де Беф, он вышиб тебя из седла на турнире в Ашби?

– Тем лучше, – сказал Фрон де Беф, – значит, он сам напрашивается на мою месть. Это, должно быть, какой-нибудь трус. Недаром он побоялся остаться на ристалище и не решился взять приз, который достался ему случайно. Мне бы, конечно, никогда не удалось встретить его среди дворян и настоящих рыцарей, и я очень рад, что он все-таки попался мне на глаза среди подлых йоменов.

Тут разговор прервался, так как неприятель решительно двинулся на приступ. Каждый из рыцарей отправился на свой пост в сопровождении тех немногих людей, которых удалось собрать для защиты замка, и стал в холодной решимости ждать грозившего им нападения.

Глава XXVIII

Бродячее отверженное племяТаинственные знанья сохранило;Они в пустынях, чащах и моряхПодспудные сокровища находят,И в их руках полны волшебной силыОбыкновенные цветы и травы.«Мальтийский еврей»

Мы принуждены сделать небольшое отступление, чтобы сообщить читателю некоторые сведения, необходимые для понимания последующего рассказа. Впрочем, читатель и сам, конечно, догадался, что Ревекка упросила своего отца подобрать Айвенго, оставленного без помощи на арене, и увезти его в занимаемый Исааком дом на окраине города Ашби.

При других обстоятельствах ничего не стоило бы уговорить Исаака согласиться на это. От природы человек он был добрый и неспособный забыть оказанные ему благодеяния. Но над ним тяготели вековые предрассудки его гонимого племени.

– Праведный Авраам! – воскликнул еврей. – Он хороший юноша, и у меня сердце болит, глядя, как кровь сочится сквозь его вышитую куртку и течет по его панцирю, который недешево обошелся… Но взять его к нам в дом… Подумай хорошенько, что ты говоришь! Ведь он христианин, а по нашему закону нам разрешается вступать в сношения с иноверцами и язычниками только по торговым делам.

– Не говори так, дорогой отец! – возразила Ревекка. – Правда, нам не следует участвовать в их играх и веселье, но когда язычник ранен и в несчастье, он становится братом еврея.

– Жаль, что я не знаю, что сказал бы на этот счет раввин Иаков Бен-Тудель! – сказал Исаак. – Однако нельзя допустить, чтобы этот добрый юноша до смерти истек кровью! Позови Сифа и Рейбена, пускай несут его в Ашби.

– Нет, – сказала Ревекка, – его надо положить на мои носилки, а я доеду на одной из верховых лошадей.

– Но тогда на тебя будут глазеть эти нечестивые псы! – прошептал Исаак, подозрительно оглядывая толпу рыцарей и оруженосцев.

Ревекка, занятая различными распоряжениями, уже не слушала его, но Исаак схватил ее за рукав и вполголоса с ужасом сказал:

– Праведный Аарон! А что, если юноша не выживет? Если он умрет под нашим кровом, нас обвинят в его смерти, и толпа разорвет нас на части.

– Не умрет он, батюшка, – отвечала Ревекка, осторожно высвободив свой рукав из пальцев отца. – Он останется жив, если мы подберем его, но если мы этого не сделаем, то поистине будем отвечать за его гибель перед Богом и перед людьми.

– Ох, – молвил Исаак, – мне нестерпимо жалко глядеть на кровь, сочащуюся из его ран, будто каждая капля – золотая монета, уходящая из моего кошелька. И мне ли не знать, что праведная Мириам, дочь раввина Манассии из Византии, душа которого в раю, научила тебя искусству врачевания и ты отлично знаешь свойства зелий и силу эликсиров. А потому поступай как хочешь. Ты у меня хорошая девушка, ты мне ниспослана как благословение Божие, как радостная песнь, и мне самому, и дому моему, и всему народу израильскому…

Однако опасения Исаака не были напрасны. Благородный и великодушный поступок Ревекки на обратном пути в Ашби привлек к ней внимание хищного Бриана де Буагильбера. Храмовник дважды поворачивал коня, чтобы еще и еще раз полюбоваться на прекрасную еврейку, и мы уже видели, какое впечатление произвели на него ее прелести, когда случай предал ее во власть этого бессовестного развратника.

Ревекка, не теряя времени, проводила больного в дом, который временно занимал ее отец, и собственными руками омыла и перевязала раны Айвенго. Юные читатели романов и баллад, вероятно, помнят, как часто в те, как говорится, темные времена женщины были знакомы с тайнами врачебной науки, и нередко случалось, что за ранеными рыцарями ухаживали красавицы, чьи взоры наносили сердцам воинов неизлечимые раны.

Но евреи, как мужчины, так и женщины, знали медицинскую науку во всех ее разновидностях и практиковали с таким успехом, что в случаях тяжких ран или болезней тогдашние монархи и могущественные бароны нередко обращались за помощью к тому или другому мудрецу этого презираемого племени. Еврейские врачи нимало не теряли от того обстоятельства, что среди христиан существовало тогда убеждение, будто бы еврейские раввины имели глубокие познания в колдовстве и особенно в каббалистике, самое название которой произошло от таинственной науки израильских мудрецов. Раввины и не опровергали слухов о своих сношениях со сверхъестественными силами, потому что, с одной стороны, такая молва ничего не прибавляла (да и можно ли было что-либо еще прибавить!) к той ненависти, которую питали к их национальности, но, с другой стороны, за это к ним относились с меньшим презрением. Еврейского чародея можно было ненавидеть не меньше, чем ростовщика из евреев, но нельзя было обходиться с ним так же презрительно. Впрочем, принимая во внимание некоторые изумительные случаи исцеления ими различных болезней (случаи, занесенные в летописи), можно предполагать, что евреи действительно обладали тайнами врачевания, которые передавали друг другу из рода в род, но тщательно скрывали их от христиан, среди которых жили, по весьма понятному духу обособленности, вытекавшему из их положения гонимой национальности.

Прекрасная Ревекка основательно обучалась всему, чему могли научить ее соплеменники; ее природные способности и сила ее ума помогли ей все это запомнить, привести в порядок и развить самостоятельным мышлением гораздо глубже того, чем можно было ожидать от юной особы ее пола в том веке, когда она жила. Сведения по медицине и врачебному искусству она получила от пожилой женщины по имени Мириам, дочери одного из знаменитейших еврейских раввинов и докторов. Мириам любила Ревекку, как собственную дочь. Ходили слухи, что она передала Ревекке все тайные познания, которые получила от своего мудрого отца. Мириам стала жертвой суеверия и изуверства тех времен. Но ее врачебные секреты перешли по наследству даровитой ученице. Ревекка, обладавшая не только красотой, но и обширными познаниями, пользовалась чрезвычайным уважением среди своего народа, ее считали почти равной тем одаренным женщинам, о которых упоминается в Священном Писании. Сам отец ее, отдавая невольную дань восхищения ее талантам, что не мешало ему любить ее безгранично, предоставлял ей несравненно большую свободу, чем было в обычае у евреев, и