Рай в шалаше - Патриция Хэган

– Знаешь, – оторвался он на мгновение, – у меня такое ощущение, словно я ем вишню – сладкую и сочную.

– Я хочу снять это, – пробормотала она, пытаясь освободиться от платья. – Я не вижу тебя, но чувствую, как твоя плоть прожигает одежду…

Бретт, едва сдерживая нетерпение, сорвал то, что на них еще оставалось. Он так долго ждал этого мгновения! Его руки лихорадочно ласкали ее податливое тело.

– Сейчас, – в полузабытьи шептала она, – возьми меня прямо сейчас…

– Нет, ангел мой, – отозвался Бретт, – потерпи немного.

– Господи, любимый, я не могу ждать. Кажется, я умру, если ты немедленно не войдешь в меня.

– Нет, терпи, потому что очень скоро ты взмолишься о пощаде, – пробормотал Бретт, осыпая ее тело поцелуями.

– Никогда, – рассмеялась она. – Напротив, я буду просить тебя еще и еще…

Бретт столько раз представлял себе эту сцену, что на мгновение даже забыл о ее слепоте.

Не в силах сдерживаться более, он рывком вошел в ее теплое, нежное лоно, и их понесло в бурный океан страсти…

Когда они наконец насытились друг другом, Бретт откатился в сторону, не выпуская девушку из своих объятий. Так же ли им хорошо, как в первый раз? – осмелился спросить он себя. Ответа не было. Мысль о том, что им, возможно, вновь придется расстаться, была невыносимой, но он не мог повлиять на будущее, поэтому оставалось лишь радоваться настоящему.

Анджела уткнулась лицом в его плечо:

– Я не отпущу тебя, Бретт Коди. Ни за что. Может, конечно, ты и не захочешь остаток жизни провести в обществе слепой женщины, но в таком случае тебе придется спрятаться от меня, потому что я все равно стану искать и…

– Нет, тебе не придется этого делать, – почти крикнул Коди, рывком поднимая ее на руки. – Ты не потеряешь меня, Анджела Синклер. Забудь о войне. Забудь обо всем, кроме меня и тебя, потому что я все сильнее хочу тебя.

Губы их встретились, а тела приникли друг к другу, освещаемые тусклым мерцанием тлеющих в очаге углей…

Чем ближе они подходили к Биг-Блэк-Ривер, тем больше знакомых Бретту мест встречалось им на пути.

Миновав переправу, молодые люди вновь устремились к Миссисипи – продвигаясь вперед вдоль реки, они должны были вскоре добраться до Виксбурга, от которого рукой подать до Блэк-Бау.

Положив головку на широкое плечо Бретта, Анджела размышляла о том, как любит этого человека. Благодаря ему она почувствовала себя нужной и желанной. Больше всего Анджеле хотелось увидеть его лицо, заглянуть в его глаза – ведь это он заставил ее ощутить себя счастливой. Несмотря на долгое, полное лишений путешествие, она ни разу не потеряла уверенности в себе и чаще всего находилась в прекрасном расположении духа. Но самым удивительным было то, что, описывая окружавшую их природу, Бретт помог Анджеле избавиться от страха вечной темноты.

Он сказал, что отвезет ее в укрытие, где она сумеет отдохнуть и, возможно, припомнить предсмертные слова отца. Анджела была рада тому, что будет вместе с ним, но все же ей хотелось снова оказаться в Бель-Клере и попытаться вернуть себе то, что по праву принадлежало ей. Впрочем, пока шла война, думать о возвращении домой вообще не стоило: для янки она была беглой преступницей.

Бретт описывал девушке окружавший их лес, то и дело посмеиваясь над забавным бурундучком, который увязался за ними. Зверек то бежал следом, то вдруг неожиданно выскакивал на тропинку перед их лошадью. Анджела сказала Бретту, что просто обожает животных, и вдруг неожиданно для себя поведала ему о чудесных ночах, проведенных на берегу Миссисипи и в лесу.

– Я видела енотов, оленя и даже лису, – похвасталась она. – Это было замечательно. Человек, показывавший мне все это, был каджуном, поэтому и знал самые дикие уголки леса.

– Это тот самый мужчина, о котором ты как-то обмолвилась? – деланно равнодушным голосом осведомился Бретт.

– Да, – призналась Анджела. Теперь, когда она полюбила Коди, ей стало не так больно вспоминать ту историю. – Я уже говорила, что была тогда очень молода – мне было всего шестнадцать. И я просто… развлекалась, как все девчонки. Он ничего не значил для меня, – засмеявшись, добавила она, но что-то в ее голосе заставило его заподозрить, что девушка не до конца откровенна.

Бретт хранил молчание, Анджела решила подразнить его:

– Ты ведь ревнуешь, правда? Я сказала, что он ничего не значил для меня, но он был самым привлекательным парнем и… – Внезапно она осеклась, заметив, что лошадь замедлила ход, а ее спутник, едва вздрогнув, напрягся.

– Что-то случилось? – с испугом спросила она. – Что ты увидел?

Еще раньше Бретт дал себе обещание, что, добравшись до плантации Лобашей, он даже не взглянет на нее и проедет мимо, держась берега реки. В конце концов прошло уже девять лет. К тому же он не хотел, чтобы кто-нибудь узнал его. По пути из Билокси он переоделся в гражданскую одежду, а юнионистскую форму спрятал в седельную сумку.

Сейчас они находились в том самом месте, где прежде была пристань. На воде по-прежнему качались лодки, словно поджидая гостей, но от самой пристани остались лишь какие-то жалкие обломки. Вода была грязной и мутной.

– Бретт? – встревоженно повторила Анджела. Ее все больше волновала гнетущая тишина.

– Бояться нечего, – проговорил наконец он.

– Но что ты увидел?

– Я еще не уверен…

Он пустил коня вверх от берега – в сторону обсаженной цветами дорожки, которая вела к дому. Однако дорожки не было видно, а на месте цветов разрослись сорняки; над ними роем кружились дикие пчелы.

Бретт глазам своим не верил. Прежде вокруг особняка расстилался изумрудный ковер мягкой травки, но теперь весь газон, как и дорожка, зарос сорняками, а за ними высилась громада дома с выбитыми окнами, сорванными с петель дверьми… Даже часть крыши была проломлена.

Потом Бретт заметил беседку. Увитая прежде розами и жимолостью, теперь она представляла собой какую-то развалюху, крыша которой едва держалась на подломленных столбах; в полу беседки зияли дыры. Он горько усмехнулся, вспоминая, как они с Маргит сгорали здесь от страсти и он грезил о вечной любви.

Исчез и белый забор, за которым раньше выгуливали породистых лошадей, лишь вдали виднелись руины сгоревшего амбара.

Бретт подробно описывал все это Анджеле, направляя коня к сахарному заводу. Не желая вдаваться в подробности, он сообщил девушке, что, будучи мальчиком, знавал здесь нескольких людей.

Заглянув в окно, он увидел огромные бочки, наполовину наполненные черной патокой; за заводом тянулись поля одичавшего сахарного тростника.

Что же здесь произошло? Похоже, янки действительно поднимались вверх по реке. Черт возьми, да всего несколько дней назад он слышал о битве при Лабадьевилле, недалеко от Бау-Лафурш. А оттуда до Нового Орлеана рукой подать. Впрочем, Союз все-таки не полностью подчинил себе Луизиану… Так почему тогда усадьба Лобашей в таком ужасном состоянии?