Охота на орлов - Бен Кейн

Пизон втянул воздух вместе с остальными.

– Выдохните и представьте, что извергаете семя в ее лоно, – проревел Тулл.

Диана лежала под Пизоном, улыбаясь, обхватив ногами его ягодицы. Солдат заревел, выдыхая воздух. Сначала он смутился, но тут же оскалился, услышав такой же рев вокруг себя.

– Ну как, лучше себя чувствуете, братья? – спросил Тулл.

– Да!

– Я тоже! – Тулл захохотал. Все легионеры засмеялись – звук был заразителен.

– Ты кому вставлял, центурион? – донесся голос из задних шеренг.

Легионеры подавились от смеха, а Пизон навострил уши. Если Тулл и ходил к шлюхам, то делал это так, чтобы никто не видел.

– Не твое дело, – гаркнул Тулл. – Но, могу доложить, визжала она, как фурия.

Пизон и остальные легионеры приветствовали слова центуриона громкими радостными криками.

Тулл шагал вперед, и центурия следовала за ним. Примерно сто пятьдесят шагов отделяли их от ближайших варваров, которые были всецело поглощены боем и приближения центурии не замечали. Пизон сжал рукоять меча так, что костяшки пальцев побелели, а фантазии о Диане улетучились. «Держись поближе к Туллу, и все будет хорошо», – повторял он себе снова и снова. Но внутреннему монологу мешала боль, которой напоминал о себе переполненный мочевой пузырь.

«Уи-оуи! Оуи!» – Из-под ног Пизона с заполошным писком метнулся в небо чибис. Легионер невольно отпрянул и, несмотря на кольчугу, больно ударился об умбон на щите идущего вслед за ним солдата.

Он быстро занял прежнее место в строю, но спина болела, а по щекам разлилась краска стыда. Посыпались шутки, его дразнили, над ним издевались, насчет смелости самого Пизона и его родителей проходились кто как мог.

– Все нормально? – спросил Тулл краем губ.

– Да, центурион, – ответил Пизон, радуясь тому, что мочевой пузырь его не подвел.

На расстоянии восьмидесяти шагов последний воин в толпе германцев повернулся, чтобы сплюнуть на землю. И в изумлении уставился на римлян, а потом закричал, подавая сигнал тревоги.

– Ускорьте шаг, братья, – крикнул Тулл, – но не сбивайтесь с ноги!

К тому времени, когда с десяток варваров собрались в кучку, чтобы встретить их, Тулл с центурией успел пройти половину расстояния до врага. Когда оставалось тридцать шагов, к бою оказались готовы два десятка германцев. В самой толпе сражающихся их было великое множество, но по какой-то причине – то ли из-за сумятицы боя, то ли из-за упорного сопротивления римлян – совсем немногие развернулись, чтобы встретить солдат Тулла.

На расстоянии двадцати пяти шагов центурион велел легионерам замедлить шаг.

– Поднять щиты! Сомкнуть строй! Вперед!

Дыхание Пизона отражалось от внутренней стороны его щита; горячее и быстрое, оно было наполнено зловонием чеснока, съеденного днем раньше. Между пальцами ног хлюпала жидкая грязь, перемешанная с надоедливыми крошками гравия. От ушиба щитом болела спина. Но он не спускал глаз с ближайших к нему варваров. Многие из них смотрели на Тулла – по шлему с поперечным гребнем они безошибочно определили командира. Особое внимание Пизона привлекли трое. Двое были плотными мужчинами, обнаженными по пояс, похожими друг на друга и с татуировками, обвивающими руки, – возможно, братья; а третий – прыткий маленький ублюдок в кольчужной рубахе с раскрашенным щитом и прекрасным мечом. Пизон чувствовал, что каждый из них опасен, и если они убьют Тулла, то вся центурия отправится в преисподнюю.

– До варваров осталось пятнадцать шагов.

– Теллий! – крикнул Пизон.

– Что? – спросил его товарищ.

– Видишь тех двух недоносков с татуировками и маленького засранца в кольчуге и с чудны`м щитом?

Сердце Пизона три-четыре раза ударилось о ребра, прежде чем Вителлий ответил:

– Вижу.

Осталось десять шагов.

– Они собираются напасть на центуриона, – сказал Пизон. – Присматривай за ними.

– Ладно.

Шесть шагов.

Тулл что-то проворчал – то ли презрительно, то ли в знак благодарности, Пизон так и не понял, – а потом крикнул:

– Мечи на щиты – и бей!

«Клац!» – Шестьдесят мечей легли на верхние кромки щитов. Братья стояли ближе всех к Пизону, тогда как коротышка был поближе к Туллу с Вителлием. Мочевой пузырь Пизона угрожал лопнуть. Если он обмочится – ничего, главное – прикрыть Тулла.

Варвары завопили, подбадривая друг друга, и бросились на них.

Во рту у Пизона пересохло, сердце бухало, как молот. Крепче сжав меч, он решил заняться первым братом, у которого усы подлиннее. Туллу предстояло столкнуться со вторым братом, а Вителлий должен был прикончить коротышку. Сам Пизон рассчитывал, что стоявший слева от него легионер отразит натиск варвара справа. Так действует щитовая стена. По крайней мере, в теории.

«Бам. Бам. Бам». – Знакомый звук щитов и умбонов, бьющихся друг о друга и о плоть, накрыл все. Люди уже ревели от боли, от усилий, с которыми они пытались протолкнуть свои щиты вперед и вывести противника из равновесия. А потом с быстротой молний над боем понеслись пронзительные крики раненых и умирающих – мечи погрузились в тела людей.

Расчет Пизона оказался верным. Братья и коротышка хотели убить Тулла, и совместная сила их ударов – двух копейщиков и одного мечника – была такова, что центурион не мог отразить их. Ему пришлось нырнуть под щит, и он мог лишь защищаться. Тем временем братья старались достать центуриона, нанося удары поверх его щита. Чтобы оценить происходящее, Пизону потребовалось шесть ударов сердца. Пригнувшись, он вонзил меч в единственную часть тела первого брата, которую видел, – в бок, над поясом его украшенных вышивкой штанов. Брызнула кровь; Пизон почувствовал, что его клинок проскрежетал по тазовой кости, и первый брат завопил от ужасной боли.

Легионер провернул меч, ощутил, что снова задел кость, и вырвал из тела покрытый кровью клинок. Всякий другой на месте первого брата рухнул бы, но германец намеревался убить Тулла любой ценой. Шипя от боли, он снова ударил копьем поверх щита центуриона.

Наконечник угодил в кольчугу Тулла, куда именно, Пизон не видел, но командир взревел, как бык. Должно быть, он ударил в ответ, потому что кто-то совсем рядом – но не первый брат – издал придушенный крик. Первый, рыча, вытягивал свое копье. Пизон уже собирался пырнуть его снова, но тут что-то со страшной силой ударило его по макушке. Из глаз посыпались искры, и силы покинули Пизона. Он опустился на одно колено, стараясь прикрыться щитом. Его мочевой пузырь опорожнился сам собою. Кто-то победно вопил над ним.

«Мне конец, – подумал Пизон. – Кто бы это ни сделал, он наверняка раздробил мне череп». Солдат думал об этом почти равнодушно. В носу стоял сильный запах собственной мочи. Второе колено задрожало от слабости, и он чуть не упал лицом вниз. Добивающего удара не последовало, и это озадачило его. Голова гудела и кружилась; то теряя сознание, то приходя в себя, он тупо смотрел на топчущиеся ноги, месившие грязь прямо перед ним. В грязи лежал окровавленный труп, и ноги то и дело наступали на него. Все было покрыто грязью, но он увидел оружие – два копья и римский меч. На веточке вереска раскачивалась крохотная пичуга, совершенно не обращавшая внимания на творившееся вокруг кровопролитие.