Битва при Азенкуре. История Столетней войны c 1369 по 1453 год - Альфред Берн

Тело графа Шрусбери было найдено на следующий день с большим трудом. Его опознали по выпавшему зубу. Согласно одному источнику, графа похоронили там, где он погиб. Правда это или нет, но вскоре тело погибшего графа перевезли в Фалез, где его перезахоронили. Череп полководца доставили в Англию и захоронили в приходской церкви в Уитчерче, Сэлеп (совр. Шропшир). Примерно в 1493 году сэр Гилберт Толбот переместил останки в другое место погребения. В 1860 году могила была вскрыта, и «истинная причина гибели графа от удара боевым топором по голове стала очевидной».

Так почил английский Ахиллес, и после битвы победоносные французские генералы воздвигли ему памятник. Его назвали Нотр-Дам-де-Толбот. Место получило известность как гробница Толбота и все еще отмечается на карте как памятник Толботу. Во время революции часовня была разрушена, но на этом месте был водружен новый крест. Вначале на нем не было надписи, но мне говорили, что на старом кресте было имя Толбота. На 500-ю годовщину битвы была открыта мемориальная доска, сделанная на средства местной общины.

Из многих уважительных оценок, данных покойному полководцу тогдашними французскими хронистами, я процитирую лишь одну, принадлежащую Матье д'Эскуси: «Таков был конец знаменитого, выдающегося английского предводителя, который долгое время был наиболее болезненной занозой для французов, воспринимавших его со страхом и отчаянием».

Это поразительно напоминает изречение: «Нет пророка в своем отечестве».

С проигрышем сражения 10 октября 1453 года английское владение Гасконью завершилось. Жители Бордо нехотя вновь смирились с присутствием французских завоевателей. Наконец, Столетняя война закончилась.

Сделанное выше утверждение, что очертания французского лагеря еще видимы (хотя и не во всей полноте), требует некоторого пояснения. Замечание в одной редкой французской книге, написанной в 1886 году, что очертания лагеря могут быть прослежены, привлекло мое внимание. Исследуя этот вопрос, я обнаружил, что о наличии следов очертаний лагеря сообщалось еще в XVII веке. Далее из слов Лео Друайна, содержащихся в «Английской Гиени» издания 1863 года, я узнал, что эти следы еще заметны, но через 25 лет они полностью исчезнут. Через три года это повторил Анри Рибадье в своем «Завоевании Гиени». В Британском музее я нашел копию книги Друайна, и, к моему удовлетворению, она содержала крупномасштабный план лагеря. Я стал изучать карту и взял ее с собой в 1948 году в Кастийон. Так как я больше не находил ссылок на сохранение следов лагеря ни в одной книге, изданной в последние 82 года, то не надеялся на успех своих поисков. Однако обнаружить именно те очертания, которые указаны на карте Друайна, не составило труда. Я испытал беспредельный восторг. Сохранившиеся линии имеют форму протяженных траншей, в среднем глубиной в один фут и шириной около двух ярдов. Траншеи легко проследить, поскольку они большей частью использовались фермерами для обозначения границ своих земельных участков (в одном случае границ фермы). Однако мне не удалось определить места предполагаемых погребений, возможно, потому, что в этой местности росла высокая трава, предназначенная для косьбы. Думаю, мало сомнений в том, что сами углубления на краях траншеи (она тянется на расстоянии 1600 ярдов) создавались для того, чтобы обеспечить ведение артиллерией продольного огня, а также обозначить пространство для размещения в одну линию большого числа пушек. Полагаю, что в случае крайней нужды на позициях могли быть размещены 250 орудий с восточной, южной и западной сторон лагеря.

Англичане и гасконцы. Граф Шрусбери взял с собой 3000 воинов. Вместе с подкреплениями его сына, лорда де Лиля, общая численность армии составила 5500 человек. Но неизвестны: (во-первых) потери войск, (во-вторых) какая часть из них участвовала в сражении, (в-третьих) численность в армии гасконцев. Ясно одно: Толбот выступил в поход в спешном порядке, имея под своим командованием войска, сосредоточенные в Бордо, и возможность добрать по пути не более чем горстку новых солдат. Полагаю, что общая численность его армии едва ли превышала 4000 человек. Если прибавить к ней 2000 гасконцев, то «потолок» составит 6000. Жан Шартье и приводит цифры 5 – 6 тысяч, а профессор Ло принимает их. Я принимаю их тоже.

Французы. М. Ло приводит общепринятую численность французской армии в 9000 человек, но он прибавляет, что военный лагерь французов не был достаточно большим, чтобы вместить этих людей. Он заключает: «Наиболее вероятно, что количество войск в лагере приблизительно насчитывало 6000 человек».

Это довольно неубедительное и нелогичное допущение. Любопытно узнать, на каком основании профессор пришел к этому заключению. В любом случае оно не учитывает численность отрядов лучников в монастыре Сен Лоран и бретонцев – в лесистой местности, каждый из которых насчитывал по 1000 человек. За их вычетом в лагере оставалось 4000 солдат. Лошади тоже занимали от одной шестой до четверти его пространства. В условиях лета палаток не ставили. Чтобы разместить по внешней границе лагеря людей по норме один человек на ярд, потребовалось бы 2000 человек, остальным хватит свободного места. Короче говоря, я считаю, что лагерь был достаточно просторным, чтобы вместить указанное число войск, и что численность французов составляла приблизительно 9000 человек. Что же касается численности части англо-гасконской армии, присутствовавшей на поле боя, об этом история умалчивает.

Легко стать циничным в отношении Столетней войны, особенно относительно последнего ее периода, который для удобства я назвал «временем битвы при Азенкуре». Потому что после 115 лет с некоторыми перерывами борьбы Англия потеряла все свои владения во Франции. Единственное приобретение, которое сохранилось за ней в результате всех ее усилий, – это порт на крайнем севере – Кале. Более того, Англия избавилась от войны на континенте только для того, чтобы погрузиться в новую конфронтацию на родине. Ей еще предстояло узнать, что гражданский конфликт – наихудшее из двух зол, поскольку этот конфликт основан на зависти и амбициях (прикрываемых стремлением «к лучшему правлению королевством»), в то время как война за рубежом – средство сплочения нации вокруг общей цели, как это было с кампанией во Франции.

Положительным следствием Столетней войны стало то, что она произвела плеяду сильных людей и блестящих лидеров, которые способны выдержать сравнение с деятелями любого другого столетия в истории Англии. Битва при Креси выявила выдающихся личностей, чьи имена никогда не забудутся, – Эдуард III, Черный принц, Генри Ланкастер, сэр Джон Чандос, сэр Томас Дагуорт и многие другие. Битва при Азенкуре, хотя и менее плодовитая, дала таких лидеров, как Генрих V, Бедфорд, Солсбери и несравненный Джон Толбот. Страна гордилась своим величием и крепила свое могущество, несмотря на то что за войны приходилось платить. Окреп национальный дух, который не смогла сокрушить гражданская война, бушевавшая целое поколение.

С другой стороны, Франция вышла из войны гораздо более слабой, чем вошла в нее. Как говорил Эдуард Перро, «Франция оказалась слабой, изможденной и неспособной восстановиться в течение ряда веков». Однако в ходе войны выдвинулся ряд национальных героев, таких, как Дюгеклен, Дюнуа, Ришмон, Ла Ир, конечно, Жанна д'Арк, а также самый крупный специалист по артиллерии того времени Жан Буро. Яблоко раздора – принесение феодальной присяги, – которое омрачало отношения между двумя странами ровно 300 лет, было отброшено, на 60 последующих лет между ними установился мир.