Новая Луна - Йен Макдональд

— Спасибо.

— Мне пришлось узнать обо всем от Сестер Владык Сего Часа.

— Не стоило тебе подвергать опасности их финансирование. — Когда поезд Лукаса покинул центральный вокзал Хэдли, майн Одунладе связалась с Адрианой. Лукас знает причину визитов ирман Лоа. Лукас выведал у нее информацию, угрожая лишить финансирования после смерти Адрианы. Адриана в ярости из-за того, что устроил Лукас. Он всегда был бандитом в шелковых перчатках. Что бы она ни натворила, у нее есть право сердиться из-за случившегося.

— Тебе не следовало втягивать нашу семью в династические игры.

— Лукас, династии — это самое важное, и всегда так было. Я хотела лучшего для вас всех. Для семьи.

Это он признает. Лукас всегда боролся за семью. Теперь он разыграет свою карту. Адриана его к этому принудила.

— Так ты ради семьи назначила Ариэль наследницей «Корта Элиу»?

— Да.

— Не Рафу. Не…

— Тебя?

— Рафа задушит компанию насмерть. Ты это знаешь. У Ариэль своя жизнь и своя карьера. Думаешь, она захочет стать хвэджаном «Корта Элиу»?

— Может, и нет, но я решила так, как решила. После моей смерти Ариэль станет главой компании. Она не будет хвэджаном. Я изобрела для нее новый титул и исполнительную власть. Вы с Рафой сохраните свои посты и полномочия. Вы все будете работать вместе.

— Эту идейку тебе Сестры нашептали?

— Лукас, это ниже твоего достоинства.

— А как же мы?

— «Мы»? Ты и Рафа?

— Мы — ты и я, мамайн.

— Лукас, Лукас, вот поэтому-то я и хотела, чтобы вы все узнали после моей смерти.

— По-моему, я заслужил объяснения.

— Это Луна. Ничего ты не заслужил. Ариэль будет чхвеко «Корта Элиу».

— Как я уже говорил, никто об этом не знает. Пока что.

Адриана знала, что в конце концов он так поступит, но манипуляция, завуалированная угроза, все равно заставляет ее затаить дыхание.

— Вот почему я создала между тобой и троном настолько большую дистанцию, насколько сумела, Лукас.

Это был нож. Это рана, которая не заживет. Уголки рта Лукаса вздрагивают.

— Я не дам тебе так поступить.

— Я не твой враг, Лукас.

— Если ты действуешь вопреки насущным интересам «Корта Элиу» — тогда да, враг. Даже ты, мамайн. Ты меня обидела, мамайн. Я и помыслить не в силах рану глубже этой. За такое я тебя не прощу.

Он встает, поджимая пальцы, и кланяется матери. Никаких поцелуев на прощание. В воздухе подрагивает радуга, рожденная брызгами от водопадов Боа-Виста.

— Лукас.

Он уже на полпути к станции челнока.

— Лукас!

«Могу я войти?»

«Лукас, пожалуйста, не надо. Ты меня не переубедишь».

«Я не собираюсь тебя переубеждать».

Лукас стоит перед дверной камерой Жоржи, и ему кажется, что все кости в его теле точно обломки в слое под реголитом, и лишь сила воли не дает им рассыпаться.

«Входи. Ох, ну входи же».

Он не говорит, ни единым словом не выдает опустошение внутри, но Жоржи прижимает его к себе, обнимает, целует. Не отпускает. Долго не отпускает — в этой дурно пахнущей комнатенке, в маленькой постели.

После Лукас кладет голову Жоржи на живот. Для музыканта он в хорошей форме, как ухоженный и настроенный инструмент.

Квартирка у него убогая, высоко на «стропилах» квадры Санта-Барбара; комнаты малюсенькие, тесные, в воздухе мало кислорода. Кровать целиком занимает одну из комнат. На стене висит гитара и смотрит, точно икона или портрет какого-то другого возлюбленного. Она заставляет Лукаса чувствовать себя неуютно; резонаторное отверстие кажется глазом циклопа или разинутым в ужасе ртом.

— Твоя мать еще жива?

— Нет, умерла во время лунотрясения в кратере Аристарха. — Лукас чувствует нежный ритм слов Жоржи, его дыхания и его сердца. — Она работала на вас. Селенологом была. Лунные камни, пыль и все такое.

Легкие сотрясения регулярно случаются на Луне; приливные силы, последствия метеоритных ударов, термальное расширение холодной коры, согревающейся в лучах нового солнца: слабые толчки, долгая и медленная тряска, напоминающая людям, которые ползают по червоточинам в шкуре Луны, о том, что она отнюдь не мертвый каменный череп в небесах. Дребезжащий грохот, беспокойно вскидывающий пыль. Раз в несколько месяцев небесное тело сотрясают более мощные толчки: сейсмы, зарождающиеся на глубине в двадцать, тридцать километров, от которых люди бросают свои дела в подземных городах, трескаются стены и газонепроницаемая изоляция, отключаются линии электросетей и лопаются рельсы. Лунотрясение, о котором говорит Жоржи, обрушило базу техобслуживания и научных исследований в кратере Аристарх и похоронило двести человек. Базу строили быстро и дешево. В Суде Клавия еще шли кое-какие слушания о компенсациях.

Лукас поворачивает голову, чтобы взглянуть на Жоржи.

— Мне жаль…

— Тебе повезло, — говорит Жоржи. — Повезло, что она у тебя есть.

— Знаю. И я буду за ней присматривать, защищать ее, я буду тем, кто сидит рядом с нею и держит ее за руку.

— Ты ее любишь?

Лукас садится. В его глазах гнев, и на миг Жоржи пугается.

— Я всегда ее любил.

— Не стоило мне спрашивать.

— Стоило. Никто никогда не спрашивал. Я каждую неделю навещаю свою мамайн, и никому даже в голову не пришло спросить меня, делаю ли я это из чувства долга или из любви? Это Рафа у нас дарит всем любовь. А Лукас Корта? Мрачный тип. Интриган. Мой мальчик Лукасинью для меня все. Он чудо, сокровище. Но когда я с ним разговариваю, то не могу этого сказать. Выходит неправильно. Слова застревают в горле. Почему таким, как Рафа, в нашем мире это дается так легко?

Лукас садится на край кровати. Комната такая маленькая, что его голые ноги оказываются в гостиной.

— По крайней мере позволь мне снять для тебя достойное жилье в Царице.

— Ладно.

— Ты слишком быстро на это согласился.

— Я музыкант. Мы никогда не отказываемся от бесплатного жилья.

— Мне бы хотелось приехать и послушать тебя. Когда-нибудь.

— Когда-нибудь. Еще рано. Если ты не против.

— Я так и сделаю.

Жоржи тянет Лукаса на постель, и Лукас сворачивается рядом с ним, животом к спине, невинный и ненадолго освободившийся от прошлого и будущего, от истории и ответственности.

— Спой мне что-нибудь, — шепчет Лукас. — Спой мне «Aquas de Marco».

Шеф-повар Марин Олмстед болен. Шеф-повар Марин Олмстед не болен. Профессия шеф-повара — самое нездоровое ремесло. Трудятся они до упаду, их рабочие места тесные, неблагоприятные, полные паров и дыма. Они серийные насильники собственных тел. Но они никогда не берут выходной. Шеф-повар не болеет. Когда Марин Олмстед просит Ариэль вместо него доложить Орлу Луны о заседании Павильона Белого Зайца, потому что он болен, Ариэль Корта чувствует неуклюжую ложь. Джонатон Кайод хочет с ней переговорить.