На край любви за 80 дней - Кей Си Дайер

Когда автобус наконец замирает, косо уткнувшись в сугроб на обочине дороги, я цела и невредима. Даже шею не вывихнула.

Тем не менее я обнаруживаю, что в буквальном смысле попала в плен длинных рук Доминика Мэдисона. Как только мы останавливаемся, он выпускает меня из объятий.

– Ой, – говорит он, встретившись с моим возмущенным взглядом. – Когда автобус накренился, я сгруппировался и принял аварийную позицию: ты спала у меня на коленях.

– Молодец, – говорю я, нащупывая чемодан. – Большое спасибо.

– Чисто автоматически, – оправдывается он, хватает рюкзак и встает. – По-моему, надо отсюда выйти.

Мое везение – если это можно так назвать – распространилось не на всех пассажиров. Когда мы выбираемся из автобуса и вскарабкиваемся на грязный сугроб у дороги, становится ясно, что нескольким самым энергичным отдыхающим повезло значительно меньше. Парень, которого в последний раз видели стоящим впереди и поющим «Я чувствую себя женщиной» Шанайи Твейн, ударился головой о металлический поручень и, по-видимому, заработал сотрясение мозга. Еще двое разбили головы о стекло и порезались осколками. А нога водителя застряла между стенкой и коробкой передач и, вероятно, сломана – нога, а не коробка.

К тому времени как мы общими усилиями помогаем водителю принять более удобное положение, а раненым – остановить кровь, появляется Королевская конная полиция. Правда, не верхом на лошадях, а в самой обычной полицейской машине с мигалками. Ее сопровождают три машины «Скорой помощи».

– Быстро приехали, – сквозь сжатые от боли зубы замечает водитель. – Видать, из Сикамуса.

Я не подаю виду, что мне это ни о чем не говорит. Пассажиры устроили водителя на багажной полке, навалив туда подушек. Я сижу рядышком на сиденье – мне поручено держать его за руку.

Мой подопечный закрывает глаза и роняет голову на подушку, и я начинаю нервничать. Усталость сменил адреналиновый шок. Несколько часов сна плюс осознание, что я не получила ни царапины, привели меня в нервозное состояние. Даже швы перестали болеть.

– Эй, не пропадай, – уговариваю водителя, и он вновь открывает глаза. – Как тебя зовут, кстати?

– Стю, – чуть слышно произносит он.

– А я Рамона, – сообщаю я, радуясь, что он заговорил. – Это сокращение от Стюарта?

– Просто Стю, – настаивает он, сжимая мне руку, что я расцениваю как положительный знак.

– А где ты живешь, Стю?

Он осматривается и бросает взгляд в окно, за которым виднеются зазубренные вершины гор.

– Вообще-то, здесь. В Крейгеллачи.

– Внушительное имя для такого маленького городка! – восхищаюсь я.

Собеседник одаривает меня скупой улыбкой.

– Он довольно хорошо известен в здешних краях. В тысяча восемьсот восемьдесят пятом году здесь был забит последний костыль Канадской Тихоокеанской железной дороги. Город назван в честь родины шотландца, который стал ее первым президентом. А костыль был сделан из чистого золота.

– Ничего себе! – удивляюсь я.

К нам уже спешат, проваливаясь в снег, два санитара с носилками.

– Ага, – говорит Стю. – Правда, они его выкопали, как только сфотографировали. Они ведь шотландцы.

Отправив пострадавших в ближайшую больницу, лыжники открывают багажное отделение, достают бочонок пива, который везли с собой на курорт, и сооружают костер в куче камней, недавно скатившихся с горы. Как выясняется, одна из этих каменюк и стала причиной аварии.

Большинство лыжников сильно навеселе, и наладить костер удается не сразу. К тому времени как огонь разгорается, на дороге показывается свет фар, и вскоре к нам подъезжает школьный автобус из соседнего Сикамуса. За рулем – местная жительница по имени Долорес. Она эффектным жестом распахивает дверь и сообщает, что отвезет нас в город, в Центр помощи туристам, а там уже власти решат, что делать дальше.

– В город – это в Крейгеллачи? – осведомляется Доминик.

У меня создается впечатление, что ему просто нравится произносить это вслух.

– Там нет туристического центра, – фыркает Долорес. – У них там вообще ничего нет, кроме невыполненных обещаний, насколько мне известно.

Никто из нас не понимает, что это значит, а спрашивать не хочется, и мы послушно загружаемся в школьный транспорт. Лыжники складывают снаряжение на задние сиденья и не забывают погрузить бочку с пивом. Поскольку Стю выполнял обязанности и водителя, и гида, отдыхающие понятия не имеют, как добраться до курорта, но никто не жалуется. Трое мужчин тушат костер, набросав в него снега, и экипаж Долорес срывается с места, оставив грустно уткнувшийся в сугроб сломанный туристический автобус на произвол судьбы.

Видно, учебный округ Сикамус вынужден решать более насущные проблемы, чем новые амортизаторы для школьного автобуса, и через четверть часа мы вприпрыжку доезжаем до туристического центра. Когда автобус въезжает на стоянку, я облегченно вздыхаю.

Занимается рассвет, а надпись на двери гласит, что центр открывается в девять часов, но всемогущая Долорес взмахивает волшебной палочкой, и не успеваем мы выйти из автобуса, как на стоянку въезжает легковушка. Оттуда выскакивает пара хихикающих девчонок лет по пятнадцать, не старше. Одна вообще в клетчатых пижамных штанах.

Несмотря на юный возраст, смешливые девочки знают свое дело. Они быстренько открывают кафе, и через двадцать минут мы сидим за столиками. Перед каждым – чашка с горячим чаем или кофе и плитка гранолы. Самый трезвый из лыжников уже сел на телефон и договорился о подъеме на местную горнолыжную трассу на горе под названием Серебряная Звезда. Туристы встречают новость бурной овацией, но когда Доминик достает свой телефон, выясняется, что для нас в этом нет ничего хорошего. Во-первых, Серебряная Звезда в другой стороне, а во-вторых, ни один из нас не умеет стоять на лыжах.

Последние лыжники загружаются в подъехавший автобус, а мы с Домиником остаемся в туристическом центре, благоухающем печеной сдобой. В зале очень тихо. Я искоса поглядываю на своего спутника, который смотрит в сторону кухни, точно гончая, почуявшая дичь. Я уже привыкла: если где-то вкусно пахнет, виновником этого обычно является сам Доминик.

После прощания с Сумайей и ее родными мы не обменялись и парой слов. Перед бесславным окончанием поездки на автобусе с горнолыжниками я, должно быть, проспала часов пять или шесть. Теперь адреналин выветрился, меня подташнивает, и я страшно нервничаю.

Все это время, начиная с индийского поезда, я планировала доставить Сумайю к ее тетушке, а затем кратчайшим путем вернуться в Нью-Йорк. Чтобы помочь девочке, нам пришлось забыть о соперничестве и действовать сообща. Тем не менее на кону стоит работа моей мечты.

Почувствовав взгляд Доминика, я моргаю: вновь становится не по себе.

– Ни автобусов, ни поездов, – говорит он. – Насколько я понимаю, осталось одно.