Гражданская война в Испании 1936-1939 - Бивор Энтони

ГРУ и особенно НКВД вели в Испании «активную работу». Это означало, что, помимо сугубо разведывательных задач, они занимались саботажем в тылу у националистов. Общее руководство осуществлял «Орлов», глава НКВД в Испании, а всей партизанской деятельностью командовал Х.-У. Мамсуров («полковник Ксанти»)[502], работавший в Испании с августа 1936 по октябрь 1937 года. Он запускал «активки» – мелкие группы саботажников, переходившие линию фронта со специальными заданиями. Мамсуров, получивший звание Героя Советского Союза и дослужившийся до генерал-полковника, утверждал впоследствии, что это он послужил прототипом Роберта Джордана, героя романа Э. Хемингуэя «По ком звонит колокол»[503]. Его сменил Наум Этингон, тоже один из главных героев советской разведки за рубежом, мастер «мокрых дел»: это он организовал убийство Троцкого. В письме к Ларго Кабальеро в декабре 1936 года сам Сталин подчеркивал необходимость засылать отряды во вражеский тыл.

«Орлов» позднее утверждал, что подготовил в своих школах 1600 «герильерос» и отправил в неприятельский тыл еще 14 тысяч «регулярных» бойцов, но последняя цифра, скорее всего, сильное преувеличение.

Преобразование сил милиции в Народную армию, известное как «милитаризация», проходило нелегко. Те из анархистов, членов ПОУМ и левых социалистов, кто отстаивал милицейскую систему из принципа, упорно отказывались видеть, что она не отвечает потребностям ситуации. Они также проводили ложные параллели с Французской и Русской революциями[504]. «Военная машина» может быть побеждена только более мощной машиной или тактикой саботажа, нерегулярных военных действий. Милиция не была способна ни на то ни на другое. Она импровизировала, следуя революционной необходимости, не будучи новым словом в военном деле, и совершенно не могла выстоять перед относительно неплохо обученным и прилично вооруженным врагом.

Теоретическое обоснование милицейской системы почти полностью сводилось к области боевого духа, но это лишь одна составляющая военной мощи, причем самая уязвимая. Слишком многие анархисты подменяли боевым духом практическое умение и, не отвергая дисциплину как таковую, отказывались от самодисциплины и порой, оправдывая свою беспомощность, клялись в верности убеждениям. Но были и другие, такие, как Сиприано Мера, понимавшие, что в конфликте между военной необходимостью и идеалами приходится выбирать первое. Осенью и зимой 1936 года к этому пониманию приходило все больше анархистов. Их тревожило усиление коммунистов, но они знали, что война против националистов – это борьба за выживание.

Процесс «милитаризации» сталкивался с двумя крупными препятствиями. Одним стал принцип «объединенного командования», беспокоивший анархистов и ПОУМ, боявшихся коммунистов, несмотря на согласие с необходимостью такого подхода в современной войне. Другим камнем преткновения было внедрение традиционной воинской дисциплины. ПОУМ была сторонницей солдатских советов по примеру тех, что были рождены русской революцией, но эта идея ужасала коммунистов, а в рядах анархистов вызвала раскол. Мера неоднократно подчеркивал, что инстинкт самосохранения слишком силен, чтобы с ним могла сладить одна сила воли в противоестественной обстановке «грохота пушек, треска пулеметов, свиста бомб»[505].

Убеждения часто мешали анархистам занимать командные посты, что, конечно, делало их уязвимыми (это было не ново: в 1917 году Петроградский совет возглавил Троцкий из-за отказа Волина от этого поста именно в силу анархистских убеждений). Конфликты между анархистами и военной иерархией разрешались сериями компромиссов. Анархисты отвергали военное приветствие; уже избранным делегатам присваивались эквивалентные воинские звания (офицеры регулярной армии могли дослужиться до звания полковника, тогда как командиры милицейских колонн не поднимались выше майора). Проблема разницы в жалованье обычно разрешалась благодаря взносам офицеров: все, что им платили сверх минимальной ставки, сдавалось в военный фонд НКТ.

Зимой 1936/37 года не только милиция переживала кардинальные перемены: менее чем за полгода попытка государственного переворота переросла сперва в полномасштабную гражданскую войну, а потом и в мировую войну «по доверенности». 31 декабря 1936 года артиллерия националистов под Мадридом отметила наступление Нового года двенадцатью снарядами, выпущенными ровно в полночь по центру столицы – десять из них угодили в здание «Телефоники». Говорят, каудильо был рассержен этим непрофессиональным легкомыслием… И все же даже такому карьерному военачальнику, как Франко, не могли прийтись по душе слова капитана фон Госса из легиона «Кондор»: «Весной 1937 года никто уже не мог говорить просто об ИСПАНСКОЙ войне. Война стала всеобъемлющей»[506].

После завершившихся патовой ситуацией кровопролитных столкновений на шоссе в Ла-Корунью Франко начал готовить новое наступление на Мадрид. Он не расставался с мыслью взять Мадрид еще до прихода весны, но не был последователен в своей разумной стратегии «клещей» к востоку от города.

Во второй половине января 1937 года фронт южнее Мадрида проходил вдоль дороги на Аранхуэс. Новое наступление было запланировано в центре этого сектора, на северо-восток, через реку Харама, чтобы перерезать дорогу на Валенсию. Это должно было сопровождаться атакой «Corpo di Truppe Volontarie», итальянского корпуса Роатты, в направлении Гвадалахары с северного участка зоны националистов. Клещи планировалось сомкнуть вокруг города Алькала-де-Энарес, полностью отрезав Мадрид. Но два этих наступления не могли начаться одновременно из-за плохой погоды в январе, замедлившей развертывание итальянских войск после малагской кампании. Было мало шансов на то, что они выйдут на позиции к началу февраля, тем не менее Франко решил начать наступление на Хараме, не дожидаясь итальянских союзников. Погода действительно была проблемой. «Дождь, дождь, дождь, – записал Рихтхофен в дневнике в конце января. – Летные поля совершенно раскисли. Лед и мгла»[507].

Франко не сразу понял, насколько изменилась военная ситуация за последние месяцы: теперь даже его лучшие войска не могли обратить республиканцев в бегство, как происходило еще осенью. Стремительное маневрирование сменилось фронтальными ударами, отчего сходили на нет преимущества его войск с их тактическим мастерством. Даже усиленной артиллерийской и воздушной поддержки было недостаточно для обеспечения победы, особенно после того, как русские «Моска» посрамили «Хейнкели-51». Ускорялась переброска легиону «Кондор» «Мессершмиттов-109», но первые борта прибыли только в начале марта. В любом случае республиканские силы были теперь лучше подготовлены к обстрелам вражеской артиллерии и к бомбежкам.