Исключительные - Мег Вулицер

Здесь было не так. На премьере постановки Эш сентябрьским вечером присутствовал второй обозреватель из The New York Times. В короткой, но положительной рецензии постановку похвалили за «точность и силу изображения» и за «глубокий взгляд на нравственность XIX века с непривычным акцентом на образе женщины того времени, которого сам Ибсен, возможно, не подразумевал, но которое сделал за него режиссер». Рецензент написал: «То, что миссис Вулф – жена Итана Фигмена, создателя «Фигляндии», не имеет решающего значения. Но это напоминает нам, что эта ма́стерская постановка – с красочной, поражающей воображение демонстрацией анатомических особенностей – что угодно, только не мультфильм». Показ, изначально короткий, был продлен. Маленький театр прежде не мог похвастаться таким зрителем, как обозреватель из The Times, и ни разу их постановки не получали таких положительных отзывов. Опьяневшие от такого внимания, они пристали к Эш с вопросом, что следующее она собирается ставить? Не хочет ли она написать что-нибудь для них? Она может стать их постоянным драматургом и режиссером, женщиной, в отличие от мужчин, которые до сих пор доминировали в театральном искусстве. «Оупен Хенд» стремится изменить это. Эш может сломать стереотипы.

Итан быстро организовал в честь Эш праздничный ужин и пригласил Жюль, Денниса, Джону и Роберта. Они собрались в «Песках», крошечном ресторане в Ист-Виллидж, который не так давно приобрел популярность тоже благодаря положительному отзыву в The Times. Ресторан был оформлен скупо, пол посыпан песком, который скрипел под подошвами и ножками стульев. С песком под ногами и сложным фейерверком вкусов во рту, они ели дорогой, претенциозно сервированный на запотевших тарелках ужин в стиле конца восьмидесятых и говорили о следующих шагах Эш.

– Думаю, ей надо воспользоваться предложением и написать что-нибудь оригинальное, – сказал Итан. – Она может представлять для них двойную угрозу. Эй, – воскликнул он, обернувшись с лукавым лицом к жене, – почему бы не возродить «С обоих концов».

Все рассмеялись, а Роберт заметил, что это похоже на название садомазохистской забавы гомиков. Удивительно, но никому из них это раньше не приходило в голову. Джоне пришлось объяснить Роберту, что «С обоих концов» – это моноспектакль об Эдне Сент-Винсент Миллей, который Эш сочинила в старших классах.

– Кошмарный моноспектакль, – уточнила Эш. – С явно неудачным названием. И этим ребятам пришлось посмотреть его бессчетное множество раз.

Она повернулась к ним и сказала:

– Мне жаль. Если бы я могла возвратить вам эти часы, я бы это сделала.

– Покажи первую сцену, – попросил Роберт Такахаси.

– Не могу. Она ужасна, Роберт, – сказала Эш. – Я все-таки это поняла, хоть и не сразу. Родители превозносили все, что я делала.

– Не упрямься, – сказал Роберт. – Я должен увидеть.

И подбодрил ее обворожительной улыбкой. Они с Джоной так красиво смотрелись и вместе, и по отдельности, что Жюль, когда они вот так собирались по разным поводам, иногда исподтишка смотрела на них.

Эш уступила.

– Ну, хорошо. Значит так, я Эдна Сент-Винсент Миллей. И я выхожу на сцену в ночной рубашке, одна, со свечой в руках. Вокруг кромешная темнота. Я останавливаюсь посередине и говорю: «С обоих концов зажигаю свечу, / На ночь ее не хватит, нет. / Но, друзья и враги, вам поведать хочу – / Она льет восхитительный свет!» Затем я подхожу к краю сцены и вроде как подзываю зрителей.

Я говорю им: «Пока у нас есть свет, поговорим давайте. Будем разговаривать, пока угасает свеча».

Все рассмеялись, и Эш тоже.

– Ты так говорила? – переспросил Роберт. – Правда говорила и не лопнула со смеху? Хотел бы я на это посмотреть.

– Жалко, что ты не видел, – сказал Джона, взяв его руку в свою.

– Я, наверно, и правда напишу что-нибудь новенькое для «Оупен Хенд», – сказала Эш. – Пока не знаю что. Но если начну сочинять прямо сейчас, сразу после «Призраков», пьеса получится по-северному мрачной.

Жюль сразу подумала о встрече Гудмена и Эш в Осло и утешилась, представив их болтающих ночь напролет в гостиничном номере.

– Правильно, – сказал Джона, – не надо браться за нее сейчас. Спешить тебе некуда.

– Здорово, когда можно не спешить, – сказал Деннис, который в отличие от друзей никогда не торопился. – Не обязательно все расписывать по часам. Просто жди, и для всего найдется свое время.

Возможно, это были его последние спокойные слова за весь вечер. Или, скорее, это было воспоминание картины вечера – сцена, в которой муж одной женщины размышляет о том, как приятно не спешить, а в следующий час все рассыпается в прах. Может, он этого вообще не говорил. Впоследствии Жюль уже не была в этом уверена. Они так много пили, и Итан организовал непрерывную подачу разнообразных amuse-bouches[16] перед основными блюдами. Маленькие вкусняшки с завитками цветного желе следовали одна за другой, а в помещении было слишком темно, чтобы хорошо рассмотреть, что именно ешь. Текстурность была всем для хорошего ужина восьмидесятых. Детали часто были не столь важны.

Из-за того, что Деннис принимал ингибиторы МАО, сегодня больше известные как ИМАО[17], он всегда был осторожен с едой. Перед ужином он незаметно сказал официанту о своих пищевых ограничениях. Но в тот вечер над столом витало необычное силовое поле, отчасти из-за присутствия в ресторане Итана Фигмена, которое сильно взволновало хозяина. Он был большим поклонником «Фигляндии» и мог декламировать целые диалоги из шоу, Итана это искренне тронуло, и он согласился быстренько нарисовать прямо на скатерти Уолли Фигмена и Альфу Джаблон и, по особой просьбе, Шарпи. За столом все болтали без умолку, радуясь за Эш и ее первый настоящий успех, беспокоились о своих собственных возможностях, разгадав, что тридцать – знаменательный возраст, и плодотворный, возможно. Могло так случиться, что, когда Деннис разговаривал с официантом, тот мог понять по интонации, что Деннис просто не любит копчения, маринованное и консервированное мясо, выдержанные сыры, печенку и паштет, а не то чтобы вся эта еда могла его убить.

Подали мелкие керамические ложечки с чем-то под названием «томатная вода» и одним-единственным морским гребешком, похожим на большой зуб. Появилась бутылка вина, и наличие на этикетке «Pouilly» не оставило у Жюль сомнений, что вино превосходно. Они ели все, что им подавали.

Было ли что-то копченым, маринованным, консервированным, ядовитым? Сложно сказать. Все было вкусно, и у Жюль не было причин предполагать, что сегодня вечером Деннис, как обычно, беспокоится о своих пищевых ограничениях. Но ближе к концу ужина, когда среди армии бесплатных закусок принесли тарелку с печеньем, которое официант представил как «Эмментальские дукаты с перцем», Деннис наклонился к Жюль и сказал: