Мертвое царство - Анастасия Андрианова

– Жуть такая, что мурашки от неё крупнее, чем от мороза, – буркнул он.

– Это точно. Ну что, нечистецкий брат, давай мне руку.

Мы ухватились друг за друга, крепко стиснув ладони. С Трегором мне было надёжно, никакой страх не пёк изнутри, только зудело желание поскорее расправиться с навью, да и заниматься другими делами, разбираться с остальными напастями. Я глубоко вдохнул и вдруг понял, что невидимое стало видимым.

Мимо нас по кругу проносились всадники и пешие, только все они, включая лошадей, были давно мертвы и изъедены смертью – ещё хуже, чем твари Истода, кости да редкие клочья серой плоти. После того, как мы с Трегором взялись за руки, они стали ещё быстрее носиться и ещё истошнее вопить. Но хуже всего было то, что их вопли врывались мне прямо в голову, и я теперь понимал их речь. Мёртвый князь!

Мёртвый князь!

Совсем мёртвый.

Иди к нам, Мёртвый князь!

У нас хорошо, Мёртвый князь!

Иди, иди… Я сглотнул и мельком посмотрел на Трегора. Судя по сосредоточенному лицу, он по-прежнему не видел и не слышал навей, тогда как у меня в груди засаднило неистовой болью, будто ветки были готовы вот-вот прорвать кожу и высунуться сквозь рёбра, словно вьюн, проросший из костей павшего. Вот видишь, уже мёртвый!

Давай иди к нам.

Просим, просим князя! Нас закружило ледяным вихрем, таким стремительным, что мои волосы растрепались и закрыли взор. Нави сновали очень близко, их глумливо оскаленные пасти мелькали прямо перед лицом, челюсти щёлкали, дразнясь и запугивая, но мне было не до того.

От невыносимой боли я сложился пополам и упал коленями в снег. Трегор не выпускал мою руку, но никакой сильной ворожбы не происходило – от нас исходили лишь слабые толчки, которые только вздымали снежинки с земли да отталкивали самых наглых мертвецов, однако ни о каком поражении навей не могло идти и речи. В глазах у меня потемнело, дышать стало так трудно, что каждый вдох я буквально выцарапывал, с силой втягивая в себя воздух сквозь крепко сжатые зубы.

Трегор что-то кричал мне, но я не слышал его голоса, только отвратительный скрежет: Мёртвый князь, иди к нам!

Уже мёртвый, а хочешь казаться живым! Скрежет перерос в смех, и я провалился в вязкую черноту.

* * *

Отходил я тяжело, будто после серьёзной раны или отравления. Просыпался, не понимая, где нахожусь и что происходит вокруг, и тут же проваливался вновь, не успев ничего разглядеть или услышать. Наконец, когда смог разомкнуть глаза более чем на мгновение, рассмотрел: меня положили в том же кабаке, где останавливались мы с Трегором и Огарьком. Чья-то рука прикладывала мне ко лбу тряпицу, смоченную в пахучей травяной воде. Скосив глаза, я различил светлые волосы Ивель. Не заботясь о том, что голову у меня, скорее всего, поведёт, я резко дёрнулся и сел на постели. Ивель вздрогнула и отпрянула, а Огарёк и Трегор, наоборот, кинулись ко мне.

– Что вы устроили? – рыкнул я. Горло у меня пересохло, и голос звучал как треск падающего дерева. – Похоронить меня решили?

– Что ты, Кречет! – выпалил Огарёк радостно. – Напротив, ждём не дождёмся, пока ты в себя придёшь.

Я выхватил тряпку из рук Ивель и закинул в дальний угол. Перед глазами плясали огненные цветы, голову и грудь простреливала острая боль.

– Сделали из меня больного. Свет хоть зажгите! Рано по мне огни гасить, я так просто не дамся даже нави.

Трегор зажёг лампу, свет резанул по глазам, и я приставил ладонь к бровям.

– Сколько дней прошло?

– Всего один. Ночью ты… упал, пролежал утро и день, а теперь настал вечер, – ответил Огарёк.

Эта весть меня обнадёжила. Хорошо хоть не успело произойти ничего страшного. Я прислушался: вновь шумели нави.

– Так ничего и не вышло? – спросил я, обернувшись к Трегору.

Скомороший князь качнул головой.

– Ничего. Не думаю, что тебе стоит пытаться снова… Лерис!

Не дослушав его, я опустил ноги на пол и осторожно встал с постели. Голова закружилась, ударила новая порция боли, но я выпрямился и хмуро оглядел своих товарищей.

Огарёк и Трегор тут же подскочили ко мне, схватили за локти, только Огарёк попытался снова усадить меня, а Трегор просто держал, чтобы не упал. Ивель с недовольным видом жевала губу – то, что я выбил тряпку у неё из рук, явно её оскорбило. Стряхнув руки Огарька и Трегора, я на нетвёрдых ногах приблизился к окну и выглянул наружу.

Мела метель, и трудно было понять, что за вихри кружат по улицам: от навей или вьюжит злой морозный ветер. Я всматривался в темноту, разрезанную рыжим оконным светом, и, кажется, несколько раз углядел костяных всадников на мёртвых конях, но на этом всё.

– Я хочу поговорить с ворожеей, – произнёс я и обернулся. Трегор согласно кивнул, Огарёк пощерился немного, но всё же уступил. Они покинули помещение, и мы с Ивель остались одни. Она продолжала сидеть на самом краешке кровати и взирала на меня то с тревогой, то с вызовом. Я усмехнулся.

– Жалеешь, что не удалось меня убить?

– Не говори ерунды. Я испугалась, что нави сделали с тобой что-то непоправимое.

– Стало быть, ты рада, что жив?

– Рада.

Я сел рядом с ней. Кровать скрипнула, когда я потянулся, чтобы дотронуться до бледной щеки Ивель.

– Я тебе верю.

Она быстро улыбнулась и положила ладонь мне на грудь.

– Это из-за того… из-за тех веток, верно?

– Может быть.

Я не стал говорить о том, что мы с Трегором смешали кровь, удвоив свои нечистецкие силы, и что после того ветки стали скрестись вдвое больнее. Я сжал ладонь Ивель и убрал со своей груди.

– Нави ходят за тобой. Значит, сейчас вокруг кабака – самая страшная буря?

Она посмотрела мне в лицо и кивнула.

– Ты прав. Я знаю, как их убрать, но мне на то не хватит мужества.

– Говоришь, сама Владычица Яви приходила к тебе?

Ивель вздрогнула, будто я повысил голос. Закусила губу и выдохнула:

– Да. Приходила и просила отдать жизнь в обмен на покой Княжеств. Ты возненавидишь меня, Лерис, но я понимаю, что не готова умирать, пусть даже из-за целой страны. И… ради Лагре тоже.

Она выглядела такой смущённой и виноватой, что мне стало её жаль. Я погладил её по волосам и привлёк к себе.

– Ты смелая девушка. Сильная ворожея. Нет ничего постыдного в том, чтобы не хотеть умирать ради чужого края. Ты не обязана это делать. Ты и не сделаешь. Я не допущу.

Ивель уткнулась носом в мою рубашку и затихла, а я продолжил:

– Нави только пугают. Они не убивают людей, верно? Да и не бродят по всем Княжествам, а только идут за тобой. Как утята за матерью. Они беспокоят, это так, и испуганные люди ждут, что князь защитит их – кто ещё, как не князь? Потому я разозлился на тебя сперва, но теперь хочу извиниться за то, что был резок. Ты сама не понимала, что творила, и я не должен был спускать на тебя собак.