Корабль судьбы. Книга 1 - Робин Хобб

Он одолел короткий трап, ведший на бак, вполне по-стариковски: ставил на каждую ступеньку сперва одну ногу, потом другую и подолгу отдыхал. Не только потому, что ему было тяжко физически. Мысль о том, что вот сейчас он увидит серое безжизненное изваяние, наполняла его таким потусторонним ужасом, что ноги вконец отказывались идти.

Но вот, оказавшись у поручней, он посмотрел вниз и увидел сверкающие жизнью цвета.

– Проказница! – окликнул он радостно.

Она не спеша обернулась. Грива черных волос прозмеилась по обнаженным плечам. Она улыбнулась ему. Кроваво-красные губы, острые зубы. И мерцающее золото драконьих глаз.

Уинтроу в ужасе уставился на нее. Вот так, наверное, чувствует себя человек, обнаруживший, что в любимую вселился отвратительный демон.

– Что ты с ней сделала? – спросил он затем. – Где она? Его голос сорвался. Он так вцепился в фальшборт, словно собирался силой выжать из драконицы правдивый ответ.

– Она – это кто? – невозмутимо осведомилась носовая фигура. Потом неторопливо моргнула. При этом цвет ее глаз успел измениться. Став из золотого зеленым – и опять золотым. Неужели на него какое-то мгновение смотрела Проказница? Уинтроу до боли вглядывался в знакомые-незнакомые черты. Глаза продолжали мерцать, медленно, насмешливо. Алые губы кривились в дразнящей улыбке.

Уинтроу перевел дух и заставил себя говорить спокойно, ровным голосом.

– Проказница, – повторил он упрямо. – Ее звали Проказница. Где она теперь? Ты что, заключила ее внутри себя и не выпускаешь наружу? Или совсем уничтожила?

– Ах, Уинтроу. Глупенький мальчик. Бедный маленький недоумок, – как бы жалеючи вздохнула она. И снова уставилась вдаль, на играющую воду под солнцем. – Да ее вовсе никогда не было, Проказницы твоей. Неужели так трудно уразуметь? Она была пустой оболочкой, путаницей беспорядочных воспоминаний, которые твои предки попытались мне навязать. Она не была настоящей. Ее нет и никогда не было. Я не заточала ее в себе и тем паче не уничтожала. Еще не хватало! Она была чем-то вроде сна, снившегося мне некоторое время. Да, пожалуй, ее можно назвать частью меня – в том смысле, в каком сновидения составляют часть спящего. Теперь я проснулась, и ее больше нет. А все, что принадлежало ей, отныне мое. Включая, между прочим, тебя! – Она ничуть не попыталась смягчить эту последнюю фразу. Однако потом улыбнулась и добавила теплоты в голос, продолжив: – Впрочем, оставим пустопорожнюю болтовню. Расскажи лучше, как ты сегодня себя чувствуешь? Выглядишь ты, во всяком случае, просто молодцом! Правда, поначалу вид у тебя был – краше в гроб кладут.

Уинтроу и не спорил. Он уже видел себя в зеркале, перед которым обычно брился Кеннит. Никто не узнал бы в нем теперь розовощекого мальчика, собиравшегося стать жрецом Са. Вот уж правда святая – он достойно завершил дело, начатое отцом, если иметь в виду отрезанный палец и рабскую татуировку. Теперь его лицо, руки и торс были сплошной мозаикой багровых, белых и розовых пятен. Кое-что со временем заживет, покроется загаром и будет выглядеть почти как прежде. Но на кисти, на щеке, на лбу у края волос так, по-видимому, и останутся мертвенно-белые полосы. Уинтроу уже поразмыслил об этом и твердо решил, что ни под каким видом не позволит себе переживать по поводу своей внешности.

Если уж на то пошло, у него была масса гораздо более важных забот!

Драконица-изваяние между тем вновь отвернулась, рассматривая цепочку островов впереди. Скоро должны были начаться скалистые отмели и отвесные рифы, делавшие столь опасным пролив между Последним островом и его соседом, называвшимся Щит.

– Между прочим, я могла бы тебе объяснить, как избавиться от этих рубцов. У тебя есть это знание, но оно слишком глубоко погребено и запрятано – самому тебе не добраться. Ах, бедняжка, куда тебе, с твоей коротенькой памятью всего-то пятнадцати лет… Давай соприкоснись со мной разумом. Я тебя научу.

– Нет,– ответил Уинтроу.

– Ясно, – расхохоталась она. – Таким образом ты хочешь засвидетельствовать свою верность этой… как ее… Проказнице. Не хочешь иметь со мной ничего общего! Хиленький, прямо скажем, букетик на ее несуществующую могилку… но ничего лучшего тебе, право, не изобразить. Кстати, я с легкостью могу принудить тебя, если захочу. Потому что я знаю тебя так, как ты сам-то не знаешь.

Уинтроу на миг замер от ужаса: он явственно ощутил ее разум, вплетенный в его собственный. Нет, она не тянулась к нему; скорее показывала, что она УЖЕ здесь и может сотворить, что пожелает. Однако она тут же сузила свое восприятие и отпустила его.

– Что ж, – сказала она, – если тебе так уж охота жить дальше уродцем – неволить не буду.

Искушение было жестоким. Он ведь отлично помнил то яростное наслаждение, с которым он сознательно управлял своим телом, заставляя его исцеляться, пока его разум спал в объятиях драконицы. А теперь он снова был жив и в полном сознании – и больше не мог погрузиться в недра собственной души столь глубоко, как требовалось для подобного управления. Могла ли она научить его делать это по собственной воле? Уинтроу жадно тянулся к новому знанию, и вовсе не ради избавления от боли и шрамов – ради самого знания. Может, она научит его и тому, как изгнать из-под кожи краску невольничьей татуировки? А там и отрезанный палец заново отрастить? И сможет ли он передать освоенную таким образом науку другим? Какая дивная тайна приоткроется роду людскому! Уинтроу всю жизнь нравилось постигать новое.

Лучшей приманки для него драконица при всем желании подобрать не могла.

– Только представь, каким целителем ты мог бы стать, – сказала она.– Подумай об этом. И уж я убедила бы Кеннита тебя отпустить. Ты смог бы вернуться в свой монастырь и предаться простой и бесхитростной службе своему Са. Ты вернул бы себе прежнюю жизнь, которую считаешь утраченной. Вообрази, как ты вновь служишь своему Богу, да притом с чистой совестью! И правда, что тебе делать здесь теперь, когда Проказница отсюда ушла?

Он почти проглотил наживку. Почти. Крылья мечты успели вознести его весьма высоко, но эти последние слова подействовали точно ушат холодной воды, вернув его, и весьма болезненно, с небес на грешную землю. «Проказница отсюда ушла… Ушла – куда?» Он негромко поинтересовался:

– Ты хочешь, чтобы и я ушел. Почему?

Она быстро покосилась на него, сверкнув золотыми глазами.

– К чему спрашивать? – осведомилась она не без раздражения. – Не об этом ли ты мечтал с того самого дня, когда тебя силой сюда приволокли? Забыл уже, как ты Проказницу этим без конца попрекал? «Если б не ты, мои родители нипочем не забрали бы меня из монастыря. Все из-за тебя!» Твои слова, помнишь? Так почему теперь ты не хочешь просто взять то, что тебе предлагают, и отправиться восвояси?

Уинтроу поразмыслил над ее словами. Потом сказал:

– А вдруг то, чего я в действительности хочу, не подразумевает расставания с кораблем? – Подумал еще и добавил: – Что-то уж очень мягко ты стелешь. Вот я и спрашиваю себя, что за корысть тебе в моем отбытии? И в голову приходит только одно: если меня здесь не будет, это некоторым образом ослабит Проказницу, так что тебе будет легче держать ее под замком и не пускать наружу. Чего доброго, без меня она совсем сдастся и перестанет доставлять тебе хлопоты. Так вот. Са свидетель, я люблю ее и тоскую по ней. И думаю, что ей тоже не хватает меня. А это значит, что, покуда я жив и нахожусь здесь, Проказница – или какая-то часть ее – тоже жива. И ты побаиваешься, что мое присутствие может-таки вызволить ее, вытащить на поверхность. Помнится, тебе не даром досталась победа над ней. Она так хотела умереть, что и тебя с собой чуть туда же не утащила. Не очень-то большой был у тебя перевес. – Уинтроу ощутил, что находится на верном пути, и продолжал увереннее: – Ты сама когда-то проговорилась, как тесно мы все трое переплетены. Погибнет один – и двоим оставшимся придется несладко. Проказница еще живет где-то внутри тебя, а все, что живо, свято перед ликом Са. И мое служение моему Богу совершается здесь, ибо так велит мой долг перед Проказницей. Ты не заставишь меня так просто от нее отступиться. Если дар исцеления, который ты мне посулила, станет взяткой за то, чтобы я ее предал, так уж лучше в шрамах ходить. Я говорю это тебе, драконица, но и она меня слышит. И она знает, что я ее не предам.