Заложник - Александр Смоленский

– Значит, спецслужбы предполагали, что гаранты предпримут попытки вывезти документ уже к нашей нынешней встрече. Ура! Никто из нас не сподобился сообразить на этот счет. Но теперь не сомневаюсь, что они устроят тотальный контроль за всеми, кто каким-то образом возьмет на себя функции курьера между любым из нас и, скажем, нашими гарантами здесь.

Хохлов почувствовал себя вновь востребованным, так сказать, по основной специальности.

Александр почему-то сразу вспомнил о своих старых и верных друзьях. Оба находились здесь же, в шато у Мартена, и наверняка изнывали от неведения о том, что происходит за закрытыми дверьми.

– У меня есть две кандидатуры, которых подготовит мой друг. О нем я вам уже говорил – это месье Тьерри. На девяносто процентов они обеспечат курьерскую доставку. Знаете почему? Потому что ни черта в этом деле не смыслят, или, я бы сказал, смыслят нетрадиционно. Их будет трудно задержать, потому что они точно не знают, как надо прятаться.

– Странный мотив. Ну-ну, – несколько обиженно заметил Хохлов.

– Зато они преданны, и их не перекупят. Господин Тьерри утверждает, что есть немало таких заданий, которые не надо поручать спецслужбам. Или они сделают все топорно, или их просто-напросто перекупят… Да вы не обижайтесь, Олег Борисович, разве не так?

– Не буду спорить, Александр Павлович. Вам, наверное, виднее.

– Забыл еще такой момент. Один экземпляр меморандума хранится у меня. Кто пожертвует вторым? Не будем же класть яйца в одну корзину?

– Возьмите мой, Александр Павлович. Я верю, что вы его используете на добрые цели. – Борис Николаевич поднялся из кресла и пожал руку Духону. Точно так, как и десять лет назад, когда вручал ему орден Дружбы.

Увидев, что Уралов больше не намерен возвращаться в кресло, остальные также встали.

– Ну и каково? – Кушаков задал довольно бессмысленный в конкретной ситуации вопрос сразу трем полковникам.

Майора Понсена он уже отправил восвояси.

– Получается, что мы впустую гонялись за меморандумом, а он Президенту давно известен. То есть это направление надо сворачивать. Я правильно понимаю ситуацию? – Попов высказал настолько очевидную мысль, что Кушаков посмотрел на него как на идиота.

– И это все твои выводы?

– Почему же все? Теперь нам предстоит направить усилия на то, чтобы не допустить переправки меморандума через границу. Это, по-моему, главное.

– Правильно понимаешь, – сразу оттаял генерал. – Выходит, я был прав, когда дал команду, невзирая, так сказать, на лица, обеспечить личный досмотр всех подписантов. Только вчера до них дошло, что оригинал меморандума понадобится за границей. А я раньше предусмотрел такой поворот событий.

– Только в раскинутые вами сети ничего не попало. Но мысль, бесспорно, была прозорливой, – подсластил пилюлю Мацкевич.

– Но теперь, товарищ генерал, вы отдаете себе отчет, что перекрыть границу во всех аэропортах, вокзалах, автомобильных переходах, чтобы документ не попал на пресс-конференцию в тот же Париж, будет во сто крат труднее? – заметил Попов и незамедлительно получил отлуп.

– Ты что, не слышал, как Духон уже предложил курьеров? Один, наверное, тот самый журналист, который все лето летал к нему в Нормандию. А второго курьера, если это не доктор, твои люди быстро вычислят.

– А мне представляется, что Попов прав. Упрощать ситуацию не следует. Кто мешает остальным гарантам самостоятельно попытаться переправить свой экземпляр за границу?

Полковник Смирнягин мысленно ужаснулся. Как опытный оперативник он уже понял, что теперь предстоит делать Попову и, следовательно, ему самому. Легко сказать – перекрыть курьерам дорогу. А сколько их, этих курьеров? Хохлов недаром обиделся, но наверняка для полной гарантии выполнения задачи будет где-то рядом. Придумает ложных курьеров, например. Да мало ли что он еще придумает?!

– С чего ты, Александр Васильевич, решил, что все остальные подписанты засуетятся ради того, чтобы эта треклятая пресс-конференция состоялась?

– Я просто предположил, – односложно ответил Смирнягин.

– Только не надо оправдываться. Ты, видно, сам того не думая, подсказал вполне возможный ход мыслей подписантов, – поддержал приятеля Мацкевич. – Вернувшись домой, подписанты быстро сообразят, что их экземпляр меморандума – уже не просто секретный документ, а индивидуальный бронежилет от шальных пуль. Предположим, они договорились. Отлично! Но назавтра вдруг ставший почему-то неугодным один из подписантов заявляет: а я проведу свою личную пресс-конференцию и выведу вас всех на чистую воду. Ну, и как перспектива?

– Да, Леонид Сергеевич, лихо закрутили. Не дай бог такого поворота событий. Но будем надеяться… – отозвался Кушаков.

– Надеяться не будем, – перебил его Мацкевич, – им, Попову и Смирнягину, предстоит полностью мобилизоваться. При самой серьезной вашей поддержке, товарищ генерал. Тут ловлей двух курьеров не ограничишься.

– Это точно. Куда денусь…

– Товарищ генерал, разрешите сделать перерыв. Хоть на десять минут. Перекурить и всякое…

Первым выскочил за дверь весь сжавшийся в комок Смирнягин. За ним последовали остальные. Только генерал направился в противоположную от входной двери комнату, где находился его персональный туалет и скромный уголочек с холодильником.

Что делать с Понсеном? Кушакова почему-то волновал именно этот вопрос. От него, как представлялось сейчас генералу, зависело многое.

Когда офицеры вернулись, генерал подошел к окну и посмотрел наискосок через площадь, на которой еще какой-нибудь десяток лет назад стоял так нравившийся ему памятник Дзержинскому, и даже не вспомнил о своих давних пристрастиях. Он смотрел в сторону, где находился Кремль, и от сознания того, что ему надо туда докладывать, Кушакову становилось не по себе. Что именно докладывать, он так и не решил.

Он специально уставился в окно, дабы подчиненные не видели выражение его лица. А он бы не видел их реакцию на то, что скажет.

– Я рассуждаю следующим образом. Президент будет проинформирован Суворовым обо всем, что происходило в доме этого, как его, ну, в общем, режиссера. Или почти обо всем. Так что для начала нам надо угадать, что он скажет, а о чем умолчит.

– Логично, – незамедлительно прокомментировал Мацкевич.

– Лично мне представляется, что главный вопрос – это пресс-конференция. Точнее, реакция Президента, когда он о ней узнает. И я надеюсь, что она не будет у Президента резко негативной.

– А если будет?

Надо же. Мацкевич словно угадывал генеральские мысли.

– Тогда плохо, – как-то по-детски жалобно сказал генерал. – Я, возможно, наивен, но думаю, что этого не произойдет. Ведь почему-то Президент не стал посвящать своих друзей и наших начальников в то, что тоже поставил свою подпись под меморандумом. Хотя если бы посвятил, мы не наломали бы столько дров.