Рыцарь Огненной кавалерии - Никита Киров

— Болит, — пожаловался парень.

— В лицо всегда больно.

К большому счастью Людвига, на подвижности лица рана не отразится. Это хорошо, ведь жить, когда половина морды похожа на оплывшую маску, очень сложно. Тогда Эйнара вылечила Берна, но её больше нет.

Он наложил много мази и обвязал голову. Заживёт быстрее, вот только новую мазь достать больше негде. С повязкой Людвиг стал похож на бандита. Даже страшно представить, что он думает о сегодняшнем дне. А ведь он опять вступился за друга.

— Всё-таки нечего их жалеть, — Эйнар решился на разговор. — Сопляки, конечно, но сами искали драку. Попадись им кто другой, они бы его убили.

Людвиг поднял голову.

— А знаешь? Я их и не жалею, — сказал он глухим голосом. — Пытаюсь себя заставить, но не могу. Даже лица их не запомнил. Помню, как выглядели те храмовники. Твой друг и тот одноглазый. Помню все морщинки и шрамы. А эти трое…

Он подобрал палку и потыкал костёр.

— Мне плевать на них и завтра я их не вспомню, хотя так и не должно быть. Но вот твой друг… он убрал меч, а я ударил.

А ведь возмущение Людвига в трактире вполне справедливое. Опять стоял и смотрел. Да, опять. Эйнар мог остановить бой, просто встав между бойцами, Ульфу и Людвигу пришлось бы прекратить сражаться. Что было терять? Репутацию в клане, в котором его и так никто не уважал? А тем временем Сестрица бы сдох. Надо сказать это, успокоить парня и разделить с ним всё случившееся дерьмо. Но слова не идут, а проклятый комок в горле не даёт сглотнуть.

— Так получилось, — Эйнар сжал правый кулак до боли, чтобы не дрожал. Почему не может сказать? — Вышло очень глупо. Не вини себя.

— Он же не сам напоролся на меч. Я ударил, как учили. Несколько обманных атак. Удар в кисть, рассечь сухожилия. И последний удар. Насмерть.

Он так и держал палку в костре. Она загорелась и пришлось отобрать, чтобы парень не обжёг пальцы.

— Помнишь того деда? — спросил Эйнар. — Я тебе показывал.

— Да, — Людвиг кивнул, далеко не сразу. — Кнуд Кольценосец, ты говорил. Нас в детстве им пугали, поэтому не поверил.

— У нас он легенда. Настолько хороший воин, что дожил до своего возраста. И жалеет об этом.

— Жалеет?

— Да, когда в сознании. У нас к смерти относятся не так, как вы. Если бы Ульф мог выбирать, он бы выбрал то, что случилось сегодня. Смерть не от старости, а в бою. Даже если бы ему сказали, что он умрёт от твоих рук, он бы рассмеялся и всё равно вышел драться. Не твоя вина в том, что случилось.

А вина самого Эйнара, но он никогда это признает. Погубил Ульфа, Берну и остальных. И никогда не признается в том, что случилось с Хенриком. Это твоя вина, кричал тогда Старик. Даже через столько лет эти слова не ушли из головы. Неужели отец был прав?

— Хреновый из меня утешитель. Несу какую-то чушь. Просто знай, — Эйнар сглотнул. — Что я тебя в этом не виню.

Так и не сознался. Так и умрёт трусом. Одно полено в костре щёлкнуло и Людвиг вздрогнул.

— Я понял, почему меня взяли в красные плащи, — сказал он. — Разглядели во мне талант, единственный, который есть. Если бы я не сбежал тогда, как последний трус, я бы достиг там вершин. А хотя нет. Я бы сдох. И так было бы лучше.

— Это не так. Совсем не так.

— Что не так? Что я не убийца? Так я прикончил семерых. Пятерых только сегодня.

— Ты же не просто так их убил, не для удовольствия. Ты защищался. И защищал меня, раз уж на то пошло.

— Того сыночка фюрста и его дружка я бил так, чтобы убить наверняка, — Людвиг потрогал повязку на лице. — На последнем дрогнул. И получил в морду. Я и до этого был зол, а после… даже плохо помню, что случилось. Не сразу понял, почему он лежит с разбитой башкой. Остался только страх, он никогда не проходит, но эта злость его глушит. А что будет дальше, когда я опять сорвусь с цепи? Начну сжигать людей заживо? — последнюю фразу он прошептал.

— Нет, Виги…

— Помнишь кузнеца, Йону? Я услышал его историю и испугался… но что было в голове у того красного плаща, что он решил принести зло детям? Неужели он изначально был таким? Или был нормальным, но ломался, шаг за шагом, пока не стал чудовищем?

— Виг, брат, та история, это выдумка. Не все люди могут превратиться в монстра, просто некоторые всегда злые, но скрывают это до нужной поры. Ты точно не такой.

— А откуда ты знаешь? Вдруг я ещё хуже?

— А вдруг я? — сказал Эйнар и тяжело сглотнул. — Я же нордер, а ты видел, что они делают в походе. Я тогда убил того лорда из Грензена, Жабу… Даже не помню имя. А ещё обрёк целую семью на смерть, — он сжал кулаки и несколько раз вздохнул. А Хенрика не упомянул. — Отец Торвальда замёрз. Детей разорвали волки. А вдова… повесилась.

Людвиг подбросил пару поленьев в костёр.

— Ты не такой, Эйн. Я это вижу.

— Как и ты. Мы можем выбирать, по какому пути идти. Ты так сделал не потому, что тебе это нравится, а потому что за меня вступился. А Ульф… Ульф шёл по своему пути и никогда об этом не жалел. Он всегда верил, что после смерти вечно будет пировать и сражаться, а это он любил.

Где-то заухала сова, немного его напугав. Но Эйнар успокоился. Если здесь появилась птица, значит, Мёртвые Земли оживают. Но они никогда не восстановятся полностью.

— Знаешь, Эйни, — сказал Людвиг. — Без тебя я бы всё это не вынес. Хорошо, что ты рядом. У меня не было таких близких друзей. Я рад, что больше не один и что есть, на кого можно положиться. Спасибо за твои слова, старина. Мне жаль Ульфа, правда. Только его и жаль.

Он обнял Эйнара за плечи. От этих слов на душе стало ещё гаже. Его называют другом, но он даже не может разделить тяжкую ношу, а пытается переложить свою вину. С такими друзьями и враги не нужны. Надо было только рассказать обо всём. Как не остановил смерть Ульфа и не спас Берну. И как виновен в гибели Хенрика, чтобы Людвиг знал, кто такой его новый друг на самом деле.

— Завтра будет тяжёлый путь, надо спать, — только и выдавил Эйнар из себя вместе нужных слов.

Он глядел в темноту, а парень лёг и скоро засопел. Слишком много впечатлений за прошедший день, но оставалось надеяться, что запас дерьма на этом пути они уже истратили и дальше не будет хуже.

Людвиг вздрогнул и резко выдохнул. Опять засопел, но вскоре проснулся со стоном и сел у костра, но Эйнар к этому времени уже уснул.

Эйнар потянулся к седельным сумкам, держась одной рукой за поводья. Лошадь фыркала, дёргалась и пыталась ходить кругами. Ещё более норовистая, чем предыдущая. Или это жеребец, кто их знает?

— Не держи так крепко, расслабься, — подсказал Людвиг. Он выглядел опухшим и помятым, как с похмелья. — И ногами так не сдавливай. Сто раз тебе говорил.