Активная мишень - Сергей Москвин

Идти по просеке было несравненно легче, чем по густо разросшемуся лесу. Через четверть часа я уже был на шоссе, а еще через несколько минут сидел за рулем оставленной на обочине «Нивы».

Запустив двигатель, я развернулся и поехал в сторону Малоярославца. Когда выехал на Калужское шоссе, поразился. По сравнению с рассветными часами, когда мы здесь проезжали, дорогу буквально запрудили машины. В обоих направлениях нескончаемым потоком катили автомобили. Я кое-как вклинился между унесшейся вперед «волжанкой» и более медленно едущим «КамАЗом» и покатил перед ним. Как я уже убедился, «Нива» не отличалась высокой динамикой, поэтому обгонять другие машины при такой плотности движения было проблематично. Так я и катил в общем потоке почти до самого Малоярославца, пока на обочине не промелькнул дорожный указатель, а за ним не показался сам мотель «Дорожный». Мотель как мотель. И что в нем для нас интересного?

Я свернул с шоссе и, заехав на автостоянку, остановил машину. Пока я запирал «Ниву», из дверей гостиницы вышел майор Мокрушин. Он был уже не в десантном комбинезоне с боевой разгрузкой, как он приезжал на луг для охраны отбитого у террористов миномета, а в зеленой ветровке и темных брюках. Уставившись на меня, Мокрушин изумленно и даже как-то неодобрительно покачал головой. Причина его изумления стала понятна, когда я подошел ближе.

– Ты откуда в таком виде? – спросил он, пожимая мне руку.

Я рассказал ему о схватке с Хундамовой, о том, как эта сука ранила Сверчка, о том, как мы переправили Сверчка в госпиталь, и добавил в конце, что сейчас, наверное, обнинские хирурги борются за его жизнь. Никаких сведений о ходе операции у меня не было, поэтому оставалось только надеяться на живучесть Сверчка и мастерство хирургов.

– Понятно, – тяжело вздохнул Мокрушин, выслушав мой рассказ, и после секундной паузы посоветовал: – Все-таки тебе нужно переодеться. Вид у тебя для мотеля, мягко говоря, неподходящий.

В этом я был с ним полностью согласен. Мне и самому было стыдно за мой внешний вид. В результате ползания по траве в поисках обломков хундамовской рации мои джинсы стали похожи на половую тряпку. Грязные и пыльные, они к тому же были безнадежно зазеленены травой, а от пропитавшего их травяного сока задубели и топорщились на коленях. Толстовку я перепачкал не меньше, да еще и умудрился порвать на плече и под мышкой. Общий вид оборванца довершали суточная небритость, стертые в кровь пальцы и перепачканные землей и ржавчиной ладони. Я сунул руку в карман за носовым платком, чтобы хоть как-то оттереть им руки, но тут же вспомнил, что платка в чужих джинсах нет. Мокрушин предложил:

– Пойди умойся.

Он проводил меня в мужской туалет, расположенный на первом этаже мотеля, слева от входа, и, пока я плескал водой в лицо и тер мылом ладони, рассказал, что здесь приключилось. Изложив факты, Мокрушин перешел к собственным выводам:

– Я посмотрел тот номер, где обнаружили мертвую девушку, и скажу тебе: никто туда уже не вернется. Все вещи оставлены для отвода глаз. Среди них нет ни одного предмета, без которого нельзя было бы обойтись. Ни денег, ни документов. Одни грязные носки да рубашки. Ментам, понятно, хочется создать видимость участия в грандиозной операции, вот и придумали эту пустую засаду.

– Значит, ты засаду не одобряешь? – уточнил я.

– Конечно, нет! – энергично ответил Мокрушин. – Искать надо тех, кто девчонку убил. Искать! – повторил он. – А не сидеть на заднице, ожидая у моря погоды!

– Кстати, ты выяснил, за что ее убили?

Мокрушин недовольно поморщился:

– С этим убийством вообще много неясного. Слушай! – он резко повернулся ко мне. – Может, ты чего подскажешь. Пойдем, посмотришь свежим глазом. – И он энергично дернул меня за рукав, я едва успел закрыть кран. Но когда пристроился обсушить руки, Мокрушин снова потянул меня за собой. – Давай быстрее. Время дорого.

Миновав вестибюль со стойкой, где возле дежурного администратора пристроился кто-то из мокрушинских бойцов, мы свернули в узкий темный коридор с выходящими в него дверями гостиничных номеров. Очевидно, днем в коридорах и холлах освещение отключалось, и в коридоре было откровенно темно. Мокрушин остановился перед дверью с номером сто девять и условным стуком постучал в нее. Нам сейчас же открыли, и я увидел на пороге дюжего омоновца в бронежилете и с автоматом на плече. Внутри номера оказалось еще двое крепких парней в омоновской форме и угрюмого вида майор в обычной милицейской.

– Наш сотрудник, – представил им меня Мокрушин, не называя фамилию, потом повернулся ко мне. – Майор Кулагин, – и указал на милицейского майора, после чего сразу потянул меня в ванную комнату. Очевидно, трое омоновцев, по мнению Мокрушина, в представлении не нуждались.

Ванная комната выглядела вполне обычно для дешевых гостиниц. Керамическая раковина с желтым налетом. Над ней маленькое зеркальце. Справа от раковины унитаз, слева – ванна. Мокрушин отдернул занавеску:

– Вот она.

Я обернулся и обомлел. В ванне лежала абсолютно голая девушка с покрывающей половину ее лица кровавой кашей. Тут же, в ванне, валялся полиэтиленовый пакет с окровавленным вафельным полотенцем.

– На голове у убитой был, – пояснил Мокрушин, указав мне на пакет. – Эксперт при осмотре снял.

Я сглотнул подступивший к горлу комок. Одно дело – осматривать труп убитого тобой в бою врага и совсем другое – смотреть на жертву чьего-то зверского преступления.

– А… почему ее не увезли, если эксперт уже осмотрел тело?

Мокрушин подошел ко мне и шепотом ответил:

– Кулагин так решил, чтобы не рассекречивать засаду. Хотя его менты с поголовной проверкой документов тут уже и так засветились. – Он снова указал мне на мертвую девушку и спросил: – Ну, что скажешь?

Пришлось вспоминать, что я командир не только боевой, но еще и оперативной группы:

– Чем ее убили?

– Эксперта, кстати, тоже поставил в тупик этот вопрос, – признался Мокрушин. – Он предположил, что обухом топора. Хотя я не представляю, откуда у проживающих в гостинице людей мог взяться топор? И потом, как он оказался в постели?

– А ее убили в постели?

Мокрушин кивнул:

– При обыске обнаружили увязанное в узел постельное белье, все в пятнах крови, которые, очевидно, пытались замыть. Перед смертью девчонка боролась со своим убийцей, и похоже, весьма отчаянно. Видишь у нее на шее мелкие гематомы? Это следы его пальцев. А под ногтями кровь и частицы содранной кожи. Видимо, она царапнула убийцу по руке, когда он схватил ее за горло. Но тот оказался сильнее. Повалил девушку на кровать и размозжил ей голову.

Как это было ни неприятно, но пришлось подойти к ванне и, отодвинув в сторону слипшиеся от крови волосы, осмотреть рану на голове девушки. И рана эта оказалась поразительно знакомой.

– Это не топор, – повернувшись к Мокрушину, сказал я. – Это след от удара пистолетной рукояткой. Посмотри сам.