Гардар. Книга 4 - Михаил Игнатов

Рагнидис отвёл взгляд:

– Дальше.

– Тиро – сорок шесть, подтверждено двадцать два. Уорд – двадцать один, подтверждено семнадцать. Милор – двенадцать, подтверждено пять. Ретро… – секретарь сбился, неуверенно продолжил, – пока один необычный портал, исчезновение подтверждено. Орт, Пеленор, Сакор, Мирис, Ралос – ничего, ноль. Страт – восемьсот двадцать шесть обнаруженных.

Кто-то из армейцев за спиной Рагнидиса глухо выругался. Четыре часа назад, когда говорили об уничтожении армии тёмных на границе Страта, цифра звучала вдвое меньше.

– Восстановили Сигнальную связь со Стратом, Герием, Хорамом. – Секретарь замялся, через силу произнёс: – К бригадам на границе провинции Страт начали возвращаться фельдъегеря. Ваук, Увирам – разрушены. Шесть фельдъегерей не вернулось в срок.

Легат Зверен не выдержал:

– Сколько можно тянуть?! Число подтверждений у Правоса и остальных Повелителей?!

Секретарь сглотнул:

– Нет подтверждений. Они не могут их закрыть.

Давно я не терял сознание и не проваливался в темноту беспамятства.

Сначала вокруг нет ничего. Совсем ничего, ты даже не осознаёшь себя. Затем первая мысль, которая приходит тебе на самом краю забытья – понимание того, что ты существуешь и ты человек. Мысль ширится, тянется к прошлому, пронзает границу беспамятства, возвращаются первые воспоминания. К примеру, как тебя зовут, кто ты. И тут же приходит боль – в этот момент сразу же жалеешь, что пришёл в себя. Но одновременно приходит и воспоминание о том, что если есть боль, то ты ещё жив…

А ещё вспоминаешь последнее, что видел – огромные столбы молний, плавящие песок, а затем ударяющие в тебя – и понимаешь, что после такого выжить не должен был. Но если сумел, то кто сказал, что ты такой счастливчик один? А боль… Ты помнишь и о том, что к боли тебе не привыкать.

Я захрипел, шевельнул руками, в первый миг не сумев их даже поднять. Затем что-то захрустело и я обхватил себя руками, пытаясь усмирить пылающий шар в груди. Я привык играть с огнём сырой маны и почему-то был уверен, что никогда больше не перейду предел. Жаль, что огневик погиб – останься он жив, я бы много чего сейчас ему высказал. Как глупо у нас обоих вышло.

Глаза разлепить оказалось труднее. Всё лицо словно стянуло маской. Если в меня ударила молния такого размера, как я запомнил, то это, скорее всего, маска обгоревшей кожи. Я даже испугался, что мои ощущения – обман и мне вовсе нечего раскрывать, но затем веки дрогнули и я увидел свет. Он резанул глаза, тут же хлынули слёзы, которые вскоре размочили корку и позволили мне полностью поднять веки.

Первым делом я скосил глаза, по очереди их зажмуривая и пытаясь увидеть свой нос. В шлеме это выходило плохо, но чёрной корки обугленной плоти точно не заметил. Я даже увидел ресницы, которые должны были сгореть первыми. И вместе с тем, я чувствовал вонь горелой плоти, пусть и едва-едва.

Вторым делом я оторвал от груди руки и принялся нашаривать на поясе Орб. Будь я в порядке, то принял бы из него ману и так, достаточно того, что он в пределах моей ауры. Но не выходило, я лишь ощущал, что он на своём месте, не более. Но стоило ладони лечь на яйцо Орба, как дело тут же наладилось. Зато меня удивило то, как много в нём собралось маны: мне хватило почти на треть резерва, с запасом разбавив ядовитую ману в груди. Она перестала отдаваться в жилах огнём при каждом ударе сердца, а я тут же принялся тратить её. «Сеть.» Живых нет. Уже отлично, а то удивляться я устал. Даже тому, что в пяти шагах за моей спиной стоит Гвардеец. «Доспех», два «Улья» (они лучше всего против простых тёмных солдат, жаль даже на них мне не хватало маны в конце сражения), «Копья», «Касание», заготовки «Пробоя» и «Града».

Так потихоньку я избавился от всей ядовитой маны. К счастью, этот процесс не вызывал нестерпимой боли, просто с каждым плетением уменьшая шар расплавленного металла в груди. В итоге он полностью исчез, оставив после себя лишь тянущую боль ожога и саднящие вены. Может быть, не всё так плохо, как я себе вообразил? Может, всё обошлось? Не так уж и много я принял в себя ядовитой маны, да и ничего сравнимого с выплеском Источника не произошло.

Подниматься оказалось тяжело. Зато я понял, почему не сразу сумел поднять руки: песок вокруг сплавился коркой, которая и сковала меня. На всякий случай стащил перчатки, обнаружив целую кожу, затем снял шлем и рассмотрел себя в его отражении. Цел. Как можно было выжить после удара такой молнии? Тем более что вокруг валялись десятки обугленных тел тёмных. Это возможно только в том случае, если ударило заклинание, которое разбирало своих и чужих. Или повеление со схожими свойствами.

Похоже, что я своим приказом отправил Ораю навстречу опасности. Увы, но с этим уже ничего поделать нельзя: я не сообразил сразу, но портала рядом не обнаружилось. Как не нашлось и огромной, закрывающей половину горизонта, арки пробоя. Гравой закрыл и то, и другое и мне оставалось только надеяться, что Солдата хватит, чтобы защитить Ораю на той стороне. И гнать от себя яркие картинки, где голем из перехода вываливается в центре построения тёмных, которые и не подумали отойти от портала на разведку, а затаились рядом с ним в ожидании подмоги.

В любом случае, моими переживаниями случившегося не исправить. Если пересчитать выход Родника в Орбе, то прошло часов шесть-восемь: либо Орая уже мертва, либо Солдат её защитил и она даже сумела себя подлатать. Солдат лучший из моих големов, когда дело заходит о схватке на одном месте.

Облизав сухие губы, я вспомнил про флягу. Моя давно пуста, но вокруг полно тёмных. Я дополз до ближайшего и сорвал флягу с его пояса. Там нашлось всего два глотка, словно этот тёмный полдня шёл к пробою по пустыне, но язык начал шевелиться свободней, и я приказал:

– Подойди.

Теперь я принял в себя ману Родника Гвардейца, она вливалась в меня, отдавая ощутимой прохладой по жилам, успокаивая боль. Оставалось загадкой, почему когда я очнулся, у меня в резерве оказалась только сырая мана и ни следа той, которая должна была восстановиться естественным образом. Но мне сейчас не до раздумий о тонкостях магии: я остался жив, расплав из груди исчез – и это уже невероятное достижение. Вот только вокруг простирались пески Астрала и, хотя я знал направление, расстояние до Храма Стражей оставалось неизвестным. Но первым делом я собирался двинуться туда, где ещё недавно поднималась арка портала: хотел найти Гравоя. Пусть я и видел его ужасающую рану, но кто сказал, что для Стража она смертельна?

Гвардеец шёл впереди, а я следом, заставляя «Сеть» раскидывать нити как можно дальше. Каждые десять шагов делал небольшой глоток из новой фляги. В трофеях у меня не было недостачи: чем ближе я подходил к полю стали, тем больше лежало вокруг тел.

Правда, чем я ближе подходил к этому полю, тем меньше мне хотелось так красиво его называть. Это издалека виден был только блеск доспехов, теперь же передо мной предстал завал из мёртвых, часто обугленных тел. Здесь лежали десятки тысяч мёртвых – больше, чем я когда-либо видел живых. Теперь я совсем не радовался тому, что тёмные не растворяются в песках Астрала, ведь будь это так и сейчас я шагал бы по настоящему стальному полю, где вся грязь давно исчезла, возможно подарив жизнь красной растительности Астрала.