Хроника тайной войны и дипломатии. 1938-1941 годы - Павел Судоплатов

Р. Зорге в одном из своих последних донесений в Центр в середине сентября 1941 года также подтвердил фактический отказ японского командования от развязывания войны с Советским Союзом в ближайшей перспективе. Его сообщение выглядело особенно впечатляющим, поскольку он ссылался в качестве источника на «Инвеста» (X. Отзаки, видного журналиста, советника премьер-министра Японии).

В это же время харбинская резидентура также сообщила в Центр о том, что по сведениям, полученным от сотрудников японской военной миссии, Япония до весны 1942 года наступательных действий против СССР не предпримет. Вместе с тем при этом отмечалось, что, по мнению японских военных кругов, к весне 1942 года немцы будут иметь решающий успех, и тогда Япония начнет военные операции, чтобы установить новый порядок по всей Сибири. В связи с этим эмигрантским кругам было поручено составить схему государственного устройства Сибири с выделением границ национальных автономных республик — Бурят-Монгольской, Алтайской, Якутской и т. д.

Эти сообщения следует рассматривать в контексте обстоятельств противостояния между Японией, США и Англией на Дальнем Востоке и в Китае.

Японцы как бы подтверждали конкретными шагами свои намерения решительно выступить против «англо-американского империализма» в Азии, которые они секретно изложили Сталину и Молотову в Москве в апреле 1941 года. В конце июля того же года японские войска приступили к оккупации стратегически важных пунктов в Индокитае. Американское правительство объявило о введении эмбарго на поставки нефтепродуктов в Японию и запретило японским кораблям пользоваться Панамским каналом.

На эти действия японское телеграфное агентство «Домей» сообщило 8 августа, что, «вопреки различным слухам, в советско-японских взаимоотношениях не произошло изменений со времени подписания пакта о нейтралитете». Это заявление было прямо адресовано советскому правительству. 23 августа министр иностранных дел Японии Тойода подтвердил это нашему послу Сметанину, несмотря на официальную ноту японских властей о том, что перевозки военных материалов из США во Владивосток создают затруднительное положение для Японии. В свою очередь ТАСС опроверг сообщение японских газет об активных советско-китайских консультациях по отражению действий японской армии в Центральном Китае.

За кадром, однако, остались секретные консультации между послом СССР в Японии К. Сметаниным и японским министром иностранных дел. Как по линии советского посольства, так и по линии нашей резидентуры в Кремль было сообщено, что руководство Японии настаивало на подтверждении советской стороной обязательств по соблюдению нейтралитета и недопущению предоставления Советским Союзом своей территории для военных баз другим странам, которые могут быть использованы при обострении обстановки в Азии против интересов Японии. Особо подчеркну, что Молотов дал указание нашему послу в Токио в августе, когда японо-американские отношения обострились и когда наше сотрудничество с англо-американскими союзниками в войне против Гитлера стало очевидным, решительно подтвердить от имени советского руководства, что «СССР остается верным своим обязательствам в отношении Пакта о нейтралитете и не войдет в соглашение с третьей стороной, направленное против Японии».

Иносказательно это означало, что в секретных консультациях с Токио Москва давала японской стороне полную свободу действий в Индокитае.

Поэтому в критический период битвы под Москвой, 15 октября, в Харбине были успешно закончены переговоры между Монголией и японским сателлитом Маньчжоу-го по уточнению границ и подписаны соответствующие документы. Тогда же Япония хотя и начала переговоры с США о разграничении сфер влияния на Дальнем Востоке и Азии, вместе с тем активно продолжала оккупационные мероприятия в Индокитае.

Противоречивость информации, поступавшей с Дальнего Востока, требовала особого внимания. Возглавляемая мной Особая группа в сентябре-октябре 1941 года продолжала прорабатывать возможные мероприятия в связи с угрозой начала военных действий на Дальнем Востоке. И в Кремле, и в НКВД, несмотря на секретные консультации с Токио, не тешили себя иллюзиями об агрессивности японцев, «направленной в первую очередь против западного империализма». К счастью, к этому времени был освобожден из тюрьмы по инициативе Эйтингона начальник восточного отделения ИНО М. Яриков.

Оклеветавший его и Шпигельглаза в 1939 году В. Пудин одновременно поставил под сомнение источники ИНО ОГПУ-НКВД в Маньчжурии, Японии и Корее. Яриков спустя неделю после освобождения в конце сентября вместе со мной был вызван на ковер к Берии, прямо сказавшему, что «наши головы полетят первыми, если материалы, добытые старой агентурой из эмиграции в Харбине, Шанхае и Токио о планах Квантунской армии, обернутся дезинформацией». Для угроз у Берии были все основания. На восемь из двенадцати резидентур НКВД и военной разведки в Китае и Японии Пудиным в 1939 году было подготовлено заключение, что их сотрудники являются «двойниками» немецкой, английской, американской, японской и китайской спецслужб.

Яриков достойно ответил наркому, что за свои источники, какими они были до января 1939 года, то есть до его ареста, он ручается, предложив конкретно проверить их в разведывательно-рекогносцировочных акциях на границе с Маньчжурией. Что и было сделано под руководством начальника Приморского НКВД М. Гвишиани.

Тем не менее исключать полностью возможность удара нам в спину со стороны японцев на Дальнем Востоке мы не могли, хотя было очевидным, что японская армия не проводила в октябре-ноябре мероприятий по созданию ударных группировок для наступательных операций против советских войск в Приморье.

Показательным в этом плане было то, что в укрепрайонах в непосредственной близости от советских границ не были развернуты главные силы японских сухопутных войск и авиации. Однако обстановка на границе в целом оставалась напряженной. Провокационные разведывательные поиски японских войск на всей нашей границе с Маньчжурией сильно нервировали как командование советских войск на Дальнем Востоке, так и Ставку.

Следует внести ясность в очень важное обстоятельство. Я уже говорил, что мы ни в коем случае не ставили перед нашими доверенными лицами и агентурой в президентской администрации США, Госдепартаменте и Министерстве финансов задачи по обострению японо-американских отношений и провоцированию войны между Токио и Вашингтоном. Наша линия в работе с этими людьми соответствовала линии Коминтерна — использовать имевшиеся возможности влияния на американское руководство для того, чтобы его «давление» на Японию затруднило и исключило бы военную акцию японского империализма против СССР в условиях германо-советской войны.

Фактически американское правительство заняло по отношению к Японии жесткую позицию сдерживания расширения ее агрессии в Юго-Восточной Азии. При этом оно защищало прежде всего свои интересы в известной ноте, переданной госсекретарем США Халлом японским представителям в Вашингтоне 26 ноября 1941 года.

Сейчас утверждают, что поскольку член негласного штата компартии США, кружка Сильвермастера, Г. Уайт подготовил эту неприемлемую для японцев ноту, последние получили повод для внезапного нападения на Америку. В действительности же нота Госдепартамента США лишь фиксировала начало открытого противостояния. Еще до ее вручения американское правительство объявило о намерении направить свои войска и флот за пределы Филиппин, в голландские владения — Индонезию с целью обеспечения обороны находящихся там значительных запасов сырья и стратегически важных полезных ископаемых. Индонезия же, как известно, была одной из главных целей агрессии Японии.