Август - Кнут Гамсун

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+
1 ... 78 79 80 81 82 83 84 85 86 ... 98
Перейти на страницу:

— И ты даже не посадил вместо них картошку?

— А чего мне сажать? Мы ведь съели всё, что оставили для посадки.

— Тогда зачем ты выдернул ёлки?

— Зачем я их выдернул? Могу сказать: я выдернул их просто потому, что разозлился на всю эту чепуху, которую ты устраиваешь! Вот зачем.

— Так-так, — сказал Август.

— Потому что все твои затеи в Поллене — это сплошная чепуха! Вот ты захотел повесить номера на наши дома. Предупреди только, когда надумаешь прийти ко мне, чтоб я смог как следует тебя встретить!

Несколько женщин и мужчин, собравшихся в лавке, теперь смеялись в открытую, хотя и прикрывали рот ладонью. Рабы веселились за спиной у господ.

Поулине, сердито:

— А между прочим, Август заплатил за быка, которого ты свёл у нас со двора.

— Не я один свёл, — отвечает Кристофер.

— Но ты был зачинщиком.

— Не думай, Поулине, что я тебя боюсь. Вы все так много о себе понимаете, так задрали нос, но меня вам не запугать. А ну, Август, покажи-ка мне свою трость!

Август чуть разворачивается и в то же мгновение выдёргивает стилет. Он бледен как смерть и вне себя, он словно потерял разум, он, который за всю свою жизнь не убил ни одного человека. Эдеварт перехватывает его руку.

В лавке никто больше не смеётся; Кристофер съёжился и побледнел, он хочет уйти отсюда! Подойдя к открытым дверям и увидев перед собой улицу, он кое-как собирается с духом и говорит, что здесь не место для приличных людей, что ноги его здесь больше не будет и что есть другие торговцы, у которых можно делать покупки, есть в Верхнем Поллене, есть и на пристани.

Остальные покупатели берут свои пакеты, свёртки и прощаются, смеяться больше не над чем, ждать развлечений тоже не приходится, но этот Кристофер хорошо им всыпал, он вообще никого не боится, хоть фогта, хоть кого другого.

Август стоит и помаленьку остывает после своего взрыва, он явно смущён, ему неловко, он обводит взглядом стены, разглядывает развешанные товары: железные ковши, галоши, колокольчики для скота, мотки ниток для сетей на треску. Снимает козий колокольчик, оглядывает его и вешает на прежнее место.

— Что это на тебя нашло? — спрашивает Поулине.

— Нашло? Да я просто хотел припугнуть его.

— Не похоже было, что ты шутишь.

Он надеялся, что Поулине не будет говорить об этом, ведь она встала на его сторону, напомнила, что он заплатил за быка, а теперь вот начала его допрашивать, и лицо её при этом было отнюдь не дружелюбным.

— Ты хотел его убить? — продолжает она.

— Да ты что, с ума сошла? За кого ты меня принимаешь?

— У тебя был такой вид, — стоит она на своём. — Ладно, Эдеварт, хорошо хоть, что мы теперь знаем, чего от него можно ждать.

— Он просто вышел из себя, — отвечает Эдеварт.

Август:

— Этого я и не отрицаю. А случись такое на другом краю земли!.. И что за чушь ты несёшь, Поулине? Я на такое не способен.

Поулине, передернувшись:

— У тебя были такие глаза...

— Просто бред какой-то, — перебил её Август, — и это обо мне, безгрешном человеке! — Он повернулся к Эдеварту: — Если хочешь знать моё мнение, Эдеварт, не надо тебе писать письмо, а всего лучше отправить телеграмму, тогда тут же получишь ответ, что она вот-вот приедет. А то будешь ходить и ждать дурак дураком.

— Зато он никого не пытается убить, — упорствует Поулине. Судя по всему, она хочет, чтобы он убрался как можно дальше и никогда не возвращался, до конца своих дней она вполне может обойтись без него. Какой бы жестокой Поулине ни была, но обуздать его и сделать добропорядочным полленцем ей так и не удалось. И голос её отнюдь не звучал как арфа; даже козий колокольчик, хоть и дребезжащий, был слаще для его ушей, и не нуждается он в благосклонности Поулине. Вот она стоит, принаряженная, с белым воротничком, с жемчужным кольцом — словно он не видал этих жемчужин тысячами. Она не выглядела ни полной, ни красивой, скорее казалась ожесточённой, хоть и была какая-то милота у неё в лице, цветок — но из железа...

— Ты чего говорил? — спрашивает Эдеварт, чтобы переменить тему. — У тебя и в самом деле болит нога?

— Ничего у меня не болит, — отвечал Август, — я просто так сказал, чтобы не выхваляться своей тростью и не привыкать снова к выдумкам и хвастовству.

Поулине смягчилась.

— Хороший ты человек, — сказала она.

— Это почему же?

— Ты не стесняешься признать свою вину.

Возможно, сам Август не видел в этом ничего особенного, однако он не преминул воспользоваться случаем.

— Да-да, — сказал он, — вот так-то, пожалуй, лучше, чем обвинять в убийстве.

Поулине, женщина достойная и порядочная до мозга костей, обратилась к старшему брату:

— Как ты думаешь, Эдеварт, вот если бы ты не схватил его за руку, дошло бы дело до кровопролития?

Эдеварт:

— Нет и нет, он просто рассердился.

XXIV

С тех пор прошёл месяц.

В Поллене царила тишина, никакой деятельности, никакого движения, но маленькие лужки и пахотные земли старосты Йоакима выглядели отменно, а уж за селением вообще царила Божья благодать — зелёные поля тянулись от каждого дома до береговых скал. А что же такое было здесь, встречало лето, росло и вызревало? Ячмень, овёс, трава, репа и картошка, словом, достаточно еды для людей и скота.

Зажиточный земледелец не мог нарадоваться на своё хозяйство, он видел в этом Божье благословение своим трудам. Никто не умел быть так благодарен за уход и заботу, как земля, она с лихвой возвращала вложенное в неё, вознаграждала по-матерински, вознаграждала по-божески. А осенью у него было работы выше головы — всё время убирать и убирать. Не пшеницу, не кукурузу, нет, Ездра и Осия признавали лишь тот хлебный злак, на котором росли и выросли и старый Мартинус, и все другие полленцы, выросли, и состарились, и дожили кто до восьмидесяти, кто до девяноста, а кто и до ста лет. Достигнув такого преклонного возраста, они имели полное право сидеть в сторонке и смотреть, как старятся другие.

Август-скиталец взывал к ним, толковал о промышленности и о финансах — но какое им дело до всего до этого? Пастору они платили сиклем священным и праведной мерой, королю и общине — телячьей шкурой, маслом, сыром и берёзовыми дровами, всего помаленьку, изредка быком — властям из Верхнего Поллена. И всё шло своим чередом, шло превосходно, на крестьянский лад. Август-скиталец в своё время многому их выучил, теперь он учил их другому: всё должно себя оправдывать в тысячекратном, в непонятно-сколько-кратном размере...

Август, видно, совсем отказался от мысли оборудовать фабрику машинами. На все телеграммы, которые Поулине доставляла на станцию, завод не ответил ни единым словом. Август обсудил это загадочное обстоятельство с Поулине, и никто из них не мог понять, в чём тут дело. «Может, они не верят, что ты заплатишь?» — «С этих придурков станется,— соглашался он. — Но почему они тогда не напишут и не попросят предоставить им гарантии? Им бы сразу всё стало ясно, ведь у меня есть ценные бумаги трёх или четырёх стран». Август бранился что есть мочи и обещал наведаться на завод и сказать им всё, что он про них думает, как только поедет в Норвежский банк, чтобы поменять свои бумаги. «А чего б тебе не поехать прямо сейчас?» — спрашивала Поулине, как обычно, невпопад. Да разве он может сейчас уехать от своей плантации, когда она вся стоит в цвету!

1 ... 78 79 80 81 82 83 84 85 86 ... 98
Перейти на страницу:

Комментарии

Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!

Никто еще не прокомментировал. Хотите быть первым, кто выскажется?