Вокруг трона Екатерины Великой - Зинаида Чиркова

Хохла не надо было просить дважды. Он свернул первый, лежащий на самом верху стопки, румяный блин конвертиком, ткнул его в мёд и потащил в большой красногубый рот. Тонкая ниточка мёда протянулась вслед за блином.

Он смачно облизнул эту ниточку, откусил сразу половину блина, и лицо его просияло.

Екатерина молча наблюдала, как ест хохол. Его аппетит заразил и её, она тоже свёртывала конвертиком блин, макала его в мёд и следила, когда порвётся тонкая ниточка мёда, тянущегося за блином.

«Секретарь» ел и ел, и лицо его сияло блаженством...

Екатерине всегда было приятно, если возле неё было хоть одно довольное, счастливое лицо. Хохол ел, откусывая зараз половину блина, и глаза его, большие и чёрные, словно бы замаслились, сделались уже, тонкими щёлочками выглядывали между толстых круглых щёк.

— И давно вы у нас? — спросила Екатерина, всё ещё следя, как вкусно и обильно ел хохол.

— С неделю, — едва ворочая языком в набитом рту, ответил он.

— И чем заняли вас мои секретари?

— Законами, — всё так же с набитым ртом ответил хохол.

— А-а, — протянула Екатерина и уже хотела было встать из-за стола, но подумала, что такой аппетит надо поощрить, и, чтобы хоть что-то спросить, промолвила: — И закон о маетностях[39] в Малороссии уже попадался вам?

Хохол прожевал, вытер губы салфеткой и проговорил закон о маетностях слово в слово.

Екатерина изумилась. Она бы и по «Книге законов» не смогла прочесть этот текст так, как пробарабанил его хохол.

— А точно вы сказали? — спросила она.

— Можно проверить, — приятным баритоном ответил хохол, — страница шестьдесят пять во втором томе «Книги законов»...

Екатерина мигнула Зотову, и он почтительно наклонил к ней голову.

— Принеси, — коротко бросила она, и Зотов бесшумно исчез.

«Книга законов», которой пользовалась Екатерина, была старая, потрёпанная, с обтрёпанной обложкой, но императрица быстро пролистнула её, нашла указанную хохлом страницу и заложила её пальцем.

— А ну-ка повторите, как вы сказали, — велела она, и «секретарь», нимало не смутившись, снова прочёл статью закона, не ошибаясь ни в одной точке.

Екатерина следила за тем, что он говорил, по книге. Всё было верно, хохол точно повторил статью закона так, как она была напечатана.

Она решила экзаменовать его: вдруг эта статья была единственной, что он знал наизусть? Она пустилась спрашивать его о других статьях, открывая книгу на той или другой статье и водя пальцем по тексту. Хохол наизусть шпарил статьи одну за другой...

— Да ты просто клад, — восхитилась императрица, — такая же память, как у моего воспитанника Потёмкина... Кстати, как тебя зовут?

— Александр, батюшка мой Андрей — вот и выходит, что я Александр Андреевич Безбородко...

— А что, фамилия такая или казус какой был? — снова спросила императрица.

Час от часу хохол нравился ей всё больше и больше.

— А предки мои, Ксенжницкие, были люди воинственные. Прапрадеду снесли саблей подбородок, его и прозвали Безбородкой, а потом уж он передал нам свою фамилию...

— Учился где? — продолжала допрашивать его императрица.

— Закончил петербургский кадетский корпус, затем учился в киевской академии, состоял на низших должностях в Малороссии. И вот князь Румянцев взял меня в свою канцелярию: считалось, что я хорошо умею составлять всякие официальные бумаги.

— Так это ты донесения Румянцева составлял? — вновь спросила императрица.

Хохол только еле заметно кивнул головой.

— Значит, так, — подытожила разговор Екатерина, — будешь разбирать прошения, что ко мне направляются. Тысячи просьб, всех упомнить надобно, кто и что просит. Каждый день будешь докладывать мне и писать на них ответы...

Безбородко вскочил, начал низко кланяться, бормоча благодарности милостивой императрице, ввернул несколько подходящих комплиментов о добром сердце и светлом уме и заверил, что со всем усердием будет стараться оправдать оказанное ему доверие...

Безбородко не сказал императрице, что уже в действующей армии Румянцева занимал он положение не слишком низкое.

Уже позже, рассказывая об этом периоде своей жизни, он писал:

«Командуя сперва Малороссийским и Нежинским полком, а потом, имея под начальством Дубенский, Миргородский и Левенский полки, находился в походах на Буге и между Буга и Днестра. По назначении графа Румянцева к предводительству первою армией переведён туда и я, и, будучи при нём безотлучно, находился в сражениях 4 июня, не доходя реки Ларги, 5-го при атаке турками авангарда правого крыла, 7-го в баталии при Ларге, где я, по собственной моей охоте, был при передовых корпусах, 21-го — при славной кагульской баталии. А 1773 года за Дунаем и 18 июля при штурме наружного силистрийского ретраншемента[40]».

Уже тогда вверил ему Румянцев всю переписку и особенно многие секретные и публичные дела и комиссии, а при переговорах с турками при заключении Кучук-Кайнарджийского мира на него была возложена особая забота о драгоценных вещах и бриллиантах, предназначенных для подарков турецким уполномоченным.

Посылая Екатерине Безбородко, Румянцев так отрекомендовал своего протеже:

— Представляю вашему величеству алмаз в коре — ваш ум даст ему цену.

Так и случилось, что Екатерина оценила вначале способности Безбородко, а потом, когда он доставлял ей челобитные и чётко знал, кто, когда и о чём просит императрицу, она отдала должное его работоспособности и прекрасному знанию формального официального языка, что позволяло ему отвечать на челобитные просто, быстро и по существу.

Весьма доволен был хохол своим новым положением. Отцу он писал, что «кроме выгод и почестей, с оною должностью соединённых, и труда, по оной с силами соразмерного, образ особо ласковых и милостивых поступков государыни место сие делает мне приятным».

Но очень скоро увидел Безбородко, что его образование крайне недостаточно. Весь двор говорил по-французски, а он не понимал в этом языке ни слова.

Безбородко засел за учебники и словари императрицы. В два года он одолел французский, потом изрядно выучился немецкому, а затем и итальянскому языку. Его феноменальная память сделала изучение этих языков довольно лёгким.

Но всю свою жизнь, говоря на многих языках, не мог Безбородко разговаривать на русском без своего малороссийского акцента, что порой делало его смешным в глазах великосветского общества.