Упрямый Галилей - Игорь Дмитриев

Но вместе с тем до Галилея доходила информация и совсем иного характера. Так, 16 марта 1630 года Кастелли сообщил ему о разговоре князя Чези с Кампанеллой, в ходе которого калабриец рассказал Чези, что в беседе с Урбаном VIII он поведал Святейшему, как однажды чуть было не обратил в католичество двух немецких протестантов, но все его усилия пошли прахом, когда те узнали про антикоперниканский декрет[663]. В ответ, как уверял Кампанелла, Святейший поморщился и нехотя ответил: «Это (запрещение книги Коперника. – И.Д.) никогда не входило в наши намерения; если бы все дело было предоставлено нам, этот декрет никогда бы не появился»[664].

Все мы с нетерпением ждем от вас новых открытий, достойных вашего гения, – писал Галилею Чамполи. – Если вы решитесь обнародовать в печати те мысли, которые доселе пребывали в вашей голове, то они будут самым благосклонным образом восприняты Святейшим Отцом; он не устает восхищаться вашим величием во всех областях науки и питает по отношению к вам те же теплые чувства, что и в прежние времена[665].

Бонавентура Кавальери, выдающийся итальянский математик, профессор Болонского университета, в феврале 1630 года убеждал Галилея, что настал самый благоприятный момент для публикации «Dialogo» и его нужно использовать[666].

По слухам, которые были известны Галилею, именно вмешательство кардиналов Бонифацио Каэтано и Маффео Барберини в 1616 году удержало папу Павла V от осуждения гелиоцентрической теории как еретической. А если верить Кампанелле, то именно Маффео Барберини сыграл решающую роль в «спасении» учения Коперника от полного запрета[667]. Из автобиографических заметок Урбана, продиктованных им в конце жизни, следует, что он, еще будучи кардиналом, вместе с кардиналами Каэтано и Беллармино добился, чтобы в декрете от 5 марта 1616 года относительно трактата Коперника была употреблена формула donec corrigatur, то есть трактат изымался из обращения временно, до исправления в нем соответствующих мест. (Действительно, когда на заседании Конгрегации Индекса 1 марта 1616 года Беллармино от имени папы поставил вопрос о гелиоцентрическом учении не в доктринальном аспекте, но скорее как вопрос о, если воспользоваться выражением Беретты, «modalité de proscription» сочинений Коперника и Фоскарини, кардиналы Барберини и Каэтано вмешались и добились для книги Коперника запрета в форме donec corrigatur[668], возможно, опираясь при этом на придуманный польским астрономом довод, будто гелиоцентрическая теория необходима для реформы календаря (см. Приложение II).) Но из сказанного, разумеется, никоим образом не следует, будто Барберини воспринимал гелиоцентризм как истинное учение, речь шла лишь о том, что теорию Коперника следует рассматривать как удобную для вычислений математическую гипотезу, не более того.

По мнению Галилея, все хорошие новости (вышеприведенные слова Урбана VIII о декрете 1616 года, поддержка со стороны Риккарди, Чамполи и Чези) свидетельствовали об одном – складывалась благоприятная ситуация для печатания «Dialogo». Следовательно, нужно было как можно скорее ехать в Рим, чтобы получить там Imprimatur и договориться с типографом.

Хотя Чамполи и советовал Галилею сделать вид, будто он отправляется в Вечный город исключительно по своим личным делам («ради своего удовольствия и с целью повидать своих друзей и патронов»[669]), и даже готов был поселить ученого в своем доме[670], тот предпочел придать своему визиту более формальный характер и обратился к великому герцогу Тосканы Фердинандо II [рис. 2.3] за рекомендательными письмами и соответствующими документами. Официальный статус позволял Галилею останавливаться в Риме либо в резиденции тосканского посольства (Palazzo Firenze), либо на Villa Medici [рис. 2.4 и 2.5]. Первый математик великого герцога привык жить в хороших условиях и даже на широкую ногу.

Кроме того, официальный характер визита облегчал Галилею доступ к высоким особам, включая папу. А с Урбаном VIII ему нужно было встретиться непременно. Во-первых, надо было поговорить о печатании «Dialogo», а во-вторых, у тосканского математика было к Святейшему одно щекотливое дело. В свое время Галилей выпросил у папы для сына Винченцо место каноника в Брешии, на севере Италии, что давало тому гарантированный пожизненный доход, хотя и небольшой. Все, что требовалось от Винченцо, – выстричь на макушке немного волос (то есть принять «тонзуру апостола Петра») как символ отречения от мирских интересов и принадлежности к духовному сословию. Но хотя соответствующая папская Bolla di conferimento была подписана 20 марта 1627 года[671], Винченцо отрекаться от мирских интересов не пожелал, и тогда Галилей решил устроить на это место своего племянника (сына своего брата Микеланджело), которого тоже звали Винченцо. Однако тот не только был ленивым шалопаем, но и открыто выражал свое отвращение к религии и к клиру, заявляя, что не понимает, почему он должен вместе с другими молиться на раскрашенные стены[672]. Пока Галилей раздумывал, что же делать, появилась еще одна вакансия каноника, на этот раз в Пизе, и он решил добиться ее для себя. Папское послание, дарующее diletto figlio Galileo de Galileis, scholari Pisano, эту должность, датировано 12 февраля 1630 года[673]. Кроме того, Галилей хотел испросить для себя также упомянутую выше должность каноника в Брешии, о чем собирался потолковать с Урбаном[674]. Святейший и тут не отказал Галилею в скромной pensione, и в итоге последний с двух синекур получал до конца жизни дополнительный доход, составлявший около 10 % его жалованья у великого герцога[675].