Эксплеты. Лебединая башня - Ирина Фуллер

Принцесса понимала, о чем он говорил.

Они ехали уже больше двух часов, успели перекусить вяленым мясом и орехами, а путешествию не видно было конца. Омарейл спросила у Бури:

– Почему вы думаете, что Пилигрим будет во дворце Елокаро?

– Потому что он всегда прячется там, если возникают серьезные проблемы. Если он не на Минли, то там.

– Почему бы ему не укрыться где-то поближе к Астрару?

Буря смерила ее недовольным взглядом. Ее нежелание разговаривать так и давило на Омарейл. Но любопытство оказалось сильнее.

– Потому что те, кому он досадил, достанут его из-под земли. Его найдут где угодно. Кроме Елокаро.

– Откуда вам это известно? – не унималась Омарейл.

– Я сама скрывалась там когда-то. Надежнее места в Ордоре нет.

На несколько мгновений в повозке повисла тишина.

– Откуда вы знаете, что Пилигрим всегда прячется там? Мне показалось, у вас не очень теплые отношения. Глупо с его стороны скрываться в месте, о котором знает его недруг.

Буря откровенно закатила глаза, а затем, уставившись в упор на Омарейл, жестко спросила:

– Детка, ты видела, чтобы неблизкие люди так друг друга ненавидели?

Омарейл покачала головой. Она вообще мало видела в своей жизни, поэтому нельзя было полностью полагаться на ее опыт.

– Я знаю Пилигрима достаточно хорошо, чтобы сутки тащиться в эту дыру, рассчитывая застать его там.

От нее исходила обида. Такая глубокая, застарелая, в которой было мало злости, только досада и неприятный, саднящий осадок.

– А если его там не окажется, где мы будем его искать? – поинтересовалась Омарейл после паузы.

– Если его там не окажется, никаких «мы» не будет. Я доставлю вас обратно в Фортосдор или Астрар – мне все равно туда возвращаться, – и вы пойдете на все четыре стороны. Я не собираюсь таскаться с вами по всему Ордору, у меня есть свои дела.

– Какие? Чем вы занимаетесь? – любезно поинтересовалась Омарейл.

– Продаю в рабство надоедливых девчонок.

– В Ордоре нет рабства. – Принцесса улыбнулась.

– Много ты знаешь, – огрызнулась Буря, уставившись в окно.

Еще четверть часа прошла в тишине.

– Откуда у тебя фальшивый паспорт, Мираж? – спросил вдруг Май.

Омарейл мельком глянула на Бурю – та выглядела совершенно бесстрастно.

– Взяла в Утесах Минли, – пожав плечами, ответила она.

Май покачал головой.

– Просто пришла в ближайшую лавку паспортов и купила один? – саркастично спросил он.

– Нет. Мне помог Пилигрим.

– Тот самый, к которому мы сейчас едем? Прекрасно…

– Никто вас за нами не тянул, господин Джой, – заметил Даррит.

– Только не это. – Омарейл закатила глаза.

А Май деловито положил ногу на ногу, сложил руки на груди и спросил:

– А вы вот мне, господин Даррит, объясните, чего вы взялись помогать Мираж?

– Я попросила, – ответила вместо него Омарейл.

Даррит же точно как Май сложил руки на груди, чуть усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:

– А вам почему это покоя не дает?

– Потому что вы вызываете у меня подозрения. Что-то в вас есть странное.

– То есть я – злодей, а вы – благородный и доблестный защитник? – Ухмылка Даррита стала еще шире и ядовитее.

– Ну, вам бы хотелось, чтобы все считали наоборот, – не остался в долгу Май. – Только я за вами давно наблюдаю.

– И каковы же результаты ваших наблюдений?

– Ну, во-первых, преподавание – это не ваше.

Губы Даррита искривились, усмешка превратилась в гримасу.

– Это здесь при чем?

– То есть не отрицаете… – будто бы взяв себе на заметку, произнес Май. – А это при том, господин Даррит, что людей вы не любите. Поэтому и преподаете без души.

Он скрипнул зубами.

– Во-вторых, с самого начала вы обозлились на Мираж, – продолжил Май рассудительно. – Поэтому теперь кажется очень странным, что вы ей помогаете.

– Май, все не так… – попыталась вступиться Омарейл, но он продолжил, не обращая внимания на ее слова в защиту Норта.

– В-третьих, вы непонятно с чего взъелись на меня. Я вам ничего плохого не сделал. В школе ко мне претензий не было, а с нашей встречи вчера вы только и знаете, что цепляетесь ко мне. Я открытый и общительный, приятный во всех отношениях человек, нормальным людям я нравлюсь. Вам же почему-то я как кость поперек горла. Спрашивается, почему?

Даррит глубоко вздохнул, прикрыл глаза и, не открывая их, ответил:

– Вы мне и раньше не нравились, господин Джой, это не прихоть последних дней. Просто старался держать это при себе. Но вас стало слишком много, что-то нет-нет, да проскакивает.

– Да я как только к вашему столу подошел, вы тут же начали язвить на мой счет! – воскликнул Май, всплеснув руками.

– Любая встреча сверх двух уроков в неделю – это слишком много.

– Вот! – Май замахал пальцем прямо перед лицом Даррита. – Вот я и говорю, людей вы не любите. Отсюда и вопрос: с чего бы с таким человеколюбием вам добровольно кому-то помогать?

Омарейл не смела вмешиваться в разговор. Ей и самой было любопытно услышать ответ. Нет, она вовсе не считала, что Даррит недолюбливал человечество. Быть эксплетом – тяжелое бремя. Ей только предстояло в полной мере осознать, каких усилий это требовало.

Но что на самом деле заставило его, по сути, постороннего человека, помогать ей?

– Вам же ваша подруга ответила. Она попросила меня о помощи. Разве стал бы я, мизантроп и человеконенавистник, сам напрашиваться на подобное?

В общем-то, Омарейл и не рассчитывала на откровенный ответ. Май улыбнулся:

– Все равно не вяжется. По логике вещей, вы должны были ей отказать.

– Дар убеждения. – Даррит дернул плечом.

Как ни странно, но после этого разговора напряжение между этими двумя немного спало.

Только чуть позже Даррит заметил, что слова Мая звучали излишне смело, словно он не планировал больше возвращаться в школу и встречаться там со своим учителем. На это Май ответил:

– Я-то вернусь, куда денусь. А вы – не факт.

За это он получил легкий пинок от Омарейл.

Она начала засыпать. Прислонив голову к плечу Даррита, Омарейл погрузилась в сон и едва не свалилась с сиденья, когда повозка резко остановилась, – если бы Даррит не придержал ее, Омарейл точно оказалась бы на полу. Она осмотрелась. Май сонно потирал глаза, а Буря выглядела сосредоточенной и напряженной. За окном не было видно ничего, походившего на дворец, – только густой лес, тонувший в сумерках.