Роковая дама треф - Елена Арсеньева

* * *

В это время истекли заветные полчаса, но еще прежде, чемнотариус Блан и префект полиции вошли в дверь опочивальни покойной Марго де лаФонтейн – встревоженные, даже испуганные, еще не знающие, что им предстоит некарать преступников, а засвидетельствовать бракосочетание, – Оливье сталоизвестно, что «завещание тетушки Марго» не будет уничтожено, однако и ему непридется в полной мере насладиться богатством. Впрочем, на его содержаниеежегодно выделялась преизрядная сумма, ну а сам капитал по доверенностипоступал в распоряжение Анжель д’Армонти, по мужу – Анжель де Мон. Через двадня, после исполнения всех формальностей и оформления на имя Оливье доматетушки Марго (он и его получил в придачу к пенсиону!), де Мон с супругой и еекузеном (таков теперь был официальный статус Оливье) намеревался отправиться вПариж, где им предстояло жить в новом особняке на бульваре Монмартр.

Узнав, что ему предстоит, Оливье молча склонил голову,убеждая себя, что это вовсе не удар судьбы, а ее подарок. Однако Ангелинаоказалась более любопытной и, хотя прочно усвоила, что «побритую бороду меч несечет», все-таки осмелилась спросить:

– Вы спасли меня сударь, но… но почему?!

Ей показалось, что темные глаза под морщинистыми векамипредательски повлажнели, прежде чем нотариус де Мон улыбнулся невесте:

– Вы здесь не так давно, моя дорогая, и еще не знаете, какиедиковинные штуки выделывает с людьми этот проклятый мистраль. Мадам Маргаритадаже рассталась из-за него с жизнью. Плиний [86], к примеру, рассказывал, будтов случаях мистраля древние садились в масляные ванны, дабы уберечься от егоразрушительного воздействия. А у меня, представьте, масляной ванны неоказалось. Вот я и не уберегся от любви с первого взгляда… Остается толькомолиться, чтобы это оказалась моя последняя любовь!

Через неделю после описываемых событий новая каретагосподина де Мона (прежняя оказалась мала для трех человек и багажа, потомупришлось спешно вызывать в Бокер из Парижа другую) въехала в Понт-ан-Руайан,маленький городок на берегу Бурны. Река эта, отличающаяся прозрачностью икрасотой своих вод, протекает, бурля, через городок и образует нескольководопадов, а знаменита тем, что в ней ловят прекрасных форелей.

Однако нашим путешественникам было не до рыбной ловли. Онидаже не обратили внимания на забавную достопримечательность городка: околокаждого дома можно было заметить какие-то маленькие трубы, которые спускалисьпрямо в реку, и, что еще более странно, совсем рядом с ними, на окнах,виднелись многочисленные деревянные ведерца, висевшие на железных цепочках,перекинутых через блок. Жители, ничтоже сумняшеся, постоянно черпали этимиведерцами необходимую им воду.

Итак, карета пронеслась по замощенной главной улицеПонт-ан-Руайана и остановилась возле постоялого двора. Выбежавший навстречухозяин увидел высокого молодого мужчину, который вынес из кареты красивую,нарядно одетую даму и потребовал лучшую комнату для больной. Дама была безчувств, и лицо молодого человека выражало крайнюю обеспокоенность. Хозяинпринял его за мужа дамы и, порадовавшись, что воспетая трубадурами Провансалюбовь еще не вся канула в легенды, указал дорогу, заметив при этом, что изкареты появился еще один постоялец: небольшого роста и почтенного вида старик.Очевидно, это был отец молодой дамы, ибо его лицо выражало такую жеобеспокоенность, как и лицо молодого человека. «Великая сила – родительскаялюбовь!» – подумал трактирщик, который любил иногда выразить свои жизненныенаблюдения в нескольких словах, однако вскоре выяснилось, что наблюдательностьего изрядно подвела, ибо старик-то как раз и оказался мужем, а молодой человек– всего лишь кузеном внезапно заболевшей дамы. Последний справился у хозяина,где живет местный доктор, и кинулся за ним со всех ног, а вскоре они появилисьвместе, причем казалось, что беспокойство кузена передалось доктору, которыйпоспешно подошел к больной. Супруг дамы пожелал присутствовать при осмотре, нуа любопытный хозяин припал к известной только ему щелочке между панелями, такчто мог слышать все происходящее и видеть почти все.

Из-за ширмы, где стояла кровать дамы, доктор вышел снахмуренным лбом и поджатыми губами. «Плохо дело!» – подумал хозяин, мысленноутирая слезу, и тон доктора подтвердил его опасения.

– Так сказать, дела у нашей больной не очень хороши. У нее…э-э… delirium tremens [87].

Старый муж, услышав о таком диагнозе, чуть не упал со стулаи не сразу смог пробормотать:

– Белая горячка?! Слава богу, что не черная оспа!

– Слава богу! – с жаром отозвался кузен.

Доктор же насторожился:

– Вы не чужды латыни?

– В некоторой степени, – сухо отозвался старик. – Номедицинская латынь – не мой конек. Поэтому я вам вполне доверяю.

Надо полагать, латынь доктора тоже небезупречна, потому чтопосле этих слов нотариус заметно приободрился, и трактирщик заметил, как старики кузен дамы обменялись понимающими взглядами. «Par nobile fratrum!» [88] –подумал бы трактирщик, если бы тоже знал латынь, однако он-то точно был ейчужд, а потому чуть не уснул на своем наблюдательном пункте, пока слушал, чтопри такой болезни, как у мадам, si gravis brevis, si longus levis [89], но еслиследовать рекомендациям, больная очень скоро опять будет in optima forma [90].

– Они вам скажут по-латыни, что ваша дочь больна, – буркнулстарик, как пишут в пьесах, «в сторону».

Затем трактирщик услыхал:

– Позвольте, сударь, я чего-то не понял… Значит, эта дама –все-таки ваша дочь?

– Эта дама – моя жена. А это – Мольер [91], – рассердилсястарик, так двинув подбородком, словно показывал на кого-то, стоявшего в углу.