Клятва золотого дракона - Ирина Лазаренко

Несмотря на такое, на первый взгляд, нагромождение, вскоре становилось ясно, что все таблицы, списки, рисунки, графики располагаются в определенном порядке, просто непонятном навскидку. Перед завешанной ими стеной стоял длиннющий железный стол, очень старый, местами уже проржавевший. На нем – лаволампы числом около десятка, там-сям валялись кружки, засохшие объедки, которые при жизни были непонятно чем, и пустые бутылки, притом явно не эльфской и не человеческой работы, какие использовали в Гимбле. Эти бутылки были кособокие и очень толстые, наверняка при этом не слишком вместительные, зато тяжеленные, как висящая в воздухе вонь. Перед столом стояло кресло, обитое очень засаленными и паршиво выделанными шкурками горбачей.

У Эблона и Палбра при виде таблиц и списков вытянулись лица, Илидор же, напротив, очень живо и с большим интересом стал их рассматривать, бродя туда-сюда вдоль стены, хмыкая, бормоча и временами почесывая затылок.

– Что ты хочешь понять в этих черкалках, дракон? – выпятил губу Эблон Плащ. – Лишь бы носиться, лишь бы глазами сверкать! Можно подумать, ты разбираешься в научной зауми!

– Лучше, чем ты можешь себе представить, – рассеянно пробормотал Илидор, не отрывая взгляда от графиков. – И уж точно лучше, чем ты сам.

Эблон фыркнул с большим недоверием.

– Откуда бы дракону…

Илидор дернул плечом. На несколько мгновений исчезла смрадная комната, освещенная десятком лаволамп, вместо неё вокруг снова был ночной лес на болотах, пахнущий тиной и грибами-паразитами, полный кусачих комаров и жирных ночных бабочек. Лицо Йеруша Найло даже в мягком желтом свете костра не казалось добрее или хотя бы чуточку менее нервным, чем обычно – наоборот, оно выглядело еще хуже: как маска из воска, на которой по недоразумению проросли живые глаза-жуки.

– Мне нужно, чтобы к утру ты просчитал точки выхода вод с учетом магических колебаний и нанес их на карту, – говорил Йеруш таким спокойным тоном, что хотелось ему немедленно врезать, тем более что глаза-жуки его выдавали: блестели так возбужденно-неистово, словно Найло накрыло лихорадкой.

Илидор мечтал, чтобы эльфа в самом деле накрыло, но Йеруш только выглядел непрочным, а на деле-то почти никогда не болел и сохранял работоспособность в любых походных, природных и прочих условиях – ровно до тех пор, пока ему было интересно продолжать делать то, что он делает. Илидор был уверен: даже смерть не в силах остановить Найло, идущего по следу какой-нибудь ужасно важной ерунды. А потому не стоит рассчитывать на хорошее – на то, что к утру эльфа свалит болотная лихорадка – то есть даже если она прицепится к Йерушу, он всё равно не пожелает свалиться, будет продолжать свои исследования, трясясь и шатаясь, пока не рухнет с ног сам и не загоняет остальных. Впрочем, и пришедшие с ними люди-помощники, и дракон не в первый раз ездили с эльфом исследовать водные источники, и мало что могло их удивить.

– Найло, – стараясь звучать равнодушно, произнес Илидор, – мне кажется, ты слишком привык к моему обществу и непростительно расслабился. Настолько, что стал меня путать с кем-то из своих собратьев.

Йеруш издал глухой смешок, потянулся и вытащил из костра ветку. Внешний огонёк на ней почти сразу потух, а пропитавшееся жаром нутро ярко краснело в ночи, и эльф смотрел на него так пытливо и заинтересованно, словно прикидывал, как бы завести у себя внутри вот такой же сияющий красный огонь.

Илидор подался вперед, и Йеруш, вздрогнув, перевёл взгляд на него, несколько раз моргнул, разгоняя яркие пятна, мельтешащие после того, как он вглядывался в тлеющую ветку, и вместо них увидел перед собой новые пылающие пятна – золотые.

– Я – дракон, – прошептал Илидор с видом шпиона, выдающего врагам секрет обороны королевского дворца. – Я не умею высчитывать и просчитывать какие-то там места выходов и перемещений. Ты наверняка об этом знал, но забыл.

Йеруш медленно развернул к Илидору всё еще тлеющую ветку. Он знал, что дракон не позволит себе отшатнуться, потому с особым интересом прислушивался к собственным внутренним порывам: остановится его рука или поднесёт красный огонёк достаточно близко, чтобы обжечь дракона?

– Точно, – таким же заговорщическим шёпотом согласился эльф. – Я забыл. Но ты же должен быть полезным, хренов дракон, потому мне придется научить тебя разбираться в этих премудростях, даже если это убьет одного из нас. Ты услышал меня?

Ответ Илидора был немедленным, кратким, бодрым и, честно говоря, очень смешным, но Йеруш в ту ночь совершенно не расположен был шутить, потому всё-таки ткнул веткой дракону в ключицу…

Эблон медленно брел вдоль стены следом за Илидором, ворча что-то недовольным тоном и разглядывая надписи, колонки цифр, чертежи со стрелками. Ему это всё ни о чём не говорило. Палбр обстукивал стены, пытаясь сообразить, где именно в глубине этой башни спрятан её мозг и сердце – машина, и в конце концов сообразил, что помещение разделено на две части, только как пройти во вторую – пока не мог понять. На первый взгляд, это была совершенно глухая стена. Ходовайка мялась на пороге, покачиваясь, и эти простые движения выглядели так тревожно, словно она приговаривала: «Давайте уйдём, ну давайте уйдём, не нравится мне здесь, ну не нравится». Илидор, бессознательно потирая давно зажившую ключицу, носился вдоль стены и тыкал пальцем то в одну, то в другую схему.

– Я понял! – наконец заявил он, – или примерно понял. У этой башни одиннадцать точек в подземьях, куда она может переместиться, завязана на месторождения обсидиана и дополнительно – на большие источники лавы, скорее всего, на реки для пополнения её собственных запасов…

Дракон потёр лоб.

– Как такое возможно? – Палбр буравил его взглядом. – Как может быть, чтобы огромная башня с куском пещеры…

– Ты это уже говорил, – напомнил Илидор. – Скорее, я у тебя должен спрашивать, как это возможно – даже старейшие эльфские маги не умеют так нахально складывать под собой пространство, как эта машина… с другой стороны, если бы старейшие эльфские маги оказались в очень дружественной для себя стихии, как те механисты и камень…

В следующий миг им показалось, будто башня вздрогнула от взрыва, но нет – на самом деле она «всего лишь» качнулась, не то переступая с ноги на ногу (откуда у башни ноги?), не то наклонившись-поклонившись чему-то или кому-то снаружи. Палбр от неожиданности заорал, Эблон громко выругался, в сложной конструкции увязав отца-солнце, своё сердце, ржавую кочергу, извивающиеся порождения глубинных подземий и интимные практики, которым, как хотелось верить Илидору, гномы на самом деле не предавались. В противном случае ему было жаль, что он ел с ними из одного котла.

Во дворе загромыхало, сначала показалось – гроза, потом – нечто тяжелое рушится с грохотом, а потом все, толкаясь локтями, бросились к окну и увидели незнакомого гнома – он был так тощ, космат и потрёпан, что его приняли за а-рао. Гном открывал дверь сарая, а за дверью уже нетерпеливо поблескивали металлические пластины толпящихся там машин.

Прежде чем кто-нибудь что-нибудь понял, Илидор выпрыгнул в окно.