Отравленная маска - Валерия Вербинина

– Ты о чем? – пробормотала мать, впервые услышавшая про какое-то убийство.

– Да так, – беспечно отмахнулась Амалия. – Ни о чем.

Она шагнула к гостиной.

– Амалия, – заторопилась Аделаида Станиславовна, – я, конечно, не знаю, что ты вбила себе в голову, но… У нас гость, очень серьезный гость, дорогая. Он уже давно хотел с тобой встретиться, но ты застряла в тверской глуши, где произошли все эти ужасные события. И… у меня к тебе маленькая просьба… Не могла бы ты говорить с ним по-польски?

Амалия остановилась и повернулась к матери. Впервые она заметила в волосах Аделаиды Станиславовны седые пряди. Ах, мама, мамочка…

– Он ждет тебя, – шепнула мать, указывая на гостиную.

И Амалия переступила порог. Дверь за ней мягко затворилась. Дядя и мать остались в коридоре.

Впоследствии Амалия долго пыталась припомнить, какое чувство она испытала, входя в гостиную? Любопытство? Нет. Внутренний трепет, предвкушение чего-то заманчивого? Тоже нет. Спокойствие? Да, пожалуй, что спокойствие.

Она просто вошла в комнату. Напротив двери в обыкновенном кресле сидел самый что ни на есть обыкновенный человек, который поспешно поднялся навстречу Амалии.

– Полагаю, я вижу перед собой несравненную панну Амалию? – с улыбкой осведомился он по-польски.

– Господин не ошибается, – с едва заметной иронией отозвалась Амалия.

Это был человек лет пятидесяти, хорошо сохранившийся, с острым профилем, намеком на седину в волосах, проницательным взором и приятной улыбкой, которая, однако же, могла по желанию ее обладателя превратиться в жалящую и ироническую. Темная добротная одежда и объемистый портфель, резвившийся когда-то вольным крокодилом в водах Нила, обличали человека серьезного и не тратящего времени зря. «Адвокат или поверенный», – подумала Амалия, едва заметила рядом с господином громоздкое чудовище из кожи несчастного животного, и не подозревавшего о существовании завещаний, векселей и прочих бумаг, хранителем которых ему было суждено сделаться по воле судьбы и мастера-кожевника. Сейчас к губам господина накрепко приклеилась самая медоточивая улыбка. Не успела Амалия опомниться, как он уже поцеловал ей обе руки, не забыв окинуть девушку восхищенным взглядом.

– Генрик Квятковский, – представился гость. – Я вижу, что люди, утверждавшие, что вы красавица, не ввели меня в заблуждение!

По его тону Амалия поневоле сделала вывод, что любой, кому вздумается ввести в заблуждение господина Квятковского, неминуемо поплатится за это, причем весьма жестоко.

– Прошу вас, садитесь, пан Квятковский, – непринужденно промолвила она. – Мне сказали, вы хотели меня видеть.

– Да-да, – заторопился пан Квятковский. – Полагаю, вас уже известили, что я некоторым образом представляю интересы почтенного пана Бронислава Млицкого. Возможно, вам приходилось слышать это имя и прежде.

Амалия отвернулась. Взгляд ее упал на дверь, и почему-то она живо представила себе, как мать и дядюшка суетятся сейчас у замочной скважины, отпихивая друг друга, чтобы лучше слышать разговор в гостиной. Поневоле Амалии стало смешно, и она улыбнулась. Пан Генрик решил, что улыбка предназначалась ему, и улыбнулся в ответ. Что ж, он был не первым из мужчин, которые обольщались на свой счет.

– Наверное, вас очень удивит, – продолжал Квятковский, – но явился я объявить вам о значительном богатстве, наследницей которого вы можете стать.

Говоря, он пристально наблюдал за лицом Амалии. Удивительно, но оно оставалось таким же безмятежным и невозмутимым. Ни одна черточка не дрогнула, ни один мускул не шевельнулся. Пан Генрик ожидал, что красивая барышня потребует от него объяснений, готовился к изумлению, вопросам, бессвязным восклицаниям, возможно даже, к радостному обмороку. Но она молчала. Даже бровью не повела. Генрик Квятковский заерзал на месте. Может быть, он неудачно выразился? Или она не настолько владеет польским, чтобы понять, о чем идет речь? Правда, когда дело касается денег, все обычно становятся чрезвычайно, даже сверхъестественно понятливы. Так или иначе, но Генрик Квятковский понял, что ему придется продолжать одному.

– Я сказал, что это возможно, – заговорил он, – хотя, в сущности, почти все уже решено. Есть, впрочем, некоторые условия… – Адвокат сделал крошечную паузу и поглядел в лицо своей собеседнице, но Амалия упорно смотрела в сторону. – Ничуть не обременительные, смею вас заверить…

Господин Квятковский пользовался отменной профессиональной репутацией и никогда не терял присутствия духа, но сейчас он самым постыдным образом увяз в собственных словах. Неприятное ощущение, что он разговаривает с безгласной статуей, не покидало его, и он запутывался все больше и больше. Почтенный поляк привык иметь дело с живыми людьми, и равнодушие, даже хуже – невнимание этой красивой девушки ставило его в тупик, тем более что ее мать приняла его совершенно иначе, и он даже не знал, как отделаться от прыткой Аделаиды Станиславовны. Бесстрастие Амалии, вне зависимости от того, было оно показным или подлинным, больно ударяло по самолюбию ее собеседника. Господин Квятковский начал даже думать, что им пренебрегают, его услуги не ставят ни в грош и вообще над ним насмехаются. Но в то самое мгновение, когда он начал так думать, Амалия наконец-то повернула к нему голову и позволила себе некое подобие улыбки.

– Вы не могли бы выразиться яснее? – спросила она спокойно. – Насколько значительно богатство, почему завещатель выбрал именно меня и что за условия он выставил?

Вот это называется деловой подход! Пан Квятковский малость расслабился.

– Вам доводилось слышать о Брониславе Млицком? – спросил он напрямик.

Глаза Амалии блеснули золотом.

– А вы полагаете, я должна была о нем слышать? – вопросом на вопрос ответила она.

Пан Генрик растерянно сморгнул. Положительно эта барышня Тамарина озадачивала его все больше и больше.

– Видите ли, – несколько оправившись, промолвил он, – дело в том, что пан Млицкий был… э… другом вашей матери. – После таких слов было впору заподозрить что угодно. – Я подумал, может быть, она упоминала о нем… при вас.

– Нет, – коротко ответила Амалия. – Вы ошибаетесь, милостивый государь. Он вовсе не был ей другом.

– Ах, ну да, ну да, – поспешно сказал пан Квятковский. – Собственно говоря, я неудачно выразился. Дело в том, что в свое время пан Бронислав был весьма неравнодушен к… к вашей матери. И для него было большим ударом, когда панна Аделаида предпочла ему другого.

Амалия отвернулась. Теперь она отчетливо вспомнила общие контуры той старой истории, о которой при ней упоминали лишь урывками. Жил-был один пан, богатый и знатный, и жила-была Аделаида, бедная и гордая. Пан ухаживал за ней, но жениться не собирался, полагая, что окажет ей тем самым слишком много чести. Поэтому гордая Аделаида предпочла ему другого, который не был ни ясновельможным паном, ни богачом, но который совершенно искренне предложил ей руку и сердце. Узнав об этом, богатый и знатный пан страшно обиделся. Он вызвал жениха на дуэль, но жених оказался не лыком шит и ранил его, а сам преспокойно повел панну Аделаиду под венец. После чего оскорбленный пан начал чинить сопернику всякие неприятности и через подставных лиц довел едва ли не до полного разорения. Об этом как-то спьяну проболтался дядюшка Казимир, но тогда Амалия не обратила на его слова особого внимания. Теперь же она совершенно точно знала, о каком именно человеке идет речь.