Актеры советского кино - Ирина А. Кравченко

Не роль — «ролища»

Там, где Дворжецкий школьником мог примоститься на ступеньках с тетрадками и куда его взяли после окончания студии — в драмтеатр, — он ничего серьезного не играл. Отец, снискав славу на подмостках Омска, Саратова, Горького, уже начал сниматься в кино, и над сыном с некоторых пор довлела фамилия. Но тот перебивался проходными ролями, еще и получал невеликую зарплату, из которой платил алименты Саше, и приносил в семью копейки. «Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу, утратив правый путь во тьме долины…»

Светлана Пиляева:

«Наверное, режиссеры просто не знали, в чем занять Владика, с его обликом человека откуда-то не отсюда. Он же ничего не просил. В каком-то школьном драмкружке пытался поставить „Три апельсина“, но, скорее всего, не случилось. Массовка, эпизоды, сказочные персонажи — и никаких перспектив… Стал мрачным, замкнутым, что-то тихо, медленно, но вызревало внутри его.

Наконец решил уйти из театра и уехать вместе с приятелем Толямбой в геологическую экспедицию, приносил домой специальные книги. Началась война между ним и Тусей, которая настаивала, что надо ждать, не всё сразу. „А чего ждать?! Мне скоро тридцать! Ни ролей, ни денег!“ Я чувствовала, что Туся права — Владику нельзя уходить из театра, я помнила его Шипова из „Бранденбургских ворот“ по Михаилу Светлову — человека с душой, выжженной войной. Такой взгляд там был у Владика! (Сразу вспомнила этот взгляд, когда мы с ним читали „Бег“ накануне проб на роль…) Он готов был бросить профессию, и бросил бы, и никто бы не отговорил. Я понимала, что спасти его как актера может только чудо. И чудо явилось в виде светловолосой, ясноглазой, невысокой женщины.

Выходила я однажды после репетиции в нашем ТЮЗе и увидела ее на вахте. Странно детским голосом она меня спросила, как ей повидать главного режиссера, я ответила, что он уже ушел. Это была Наталья Коренева, второй режиссер на „Мосфильме“, мама будущей актрисы Елены Кореневой. Она приехала искать актеров для картины Самсона Самсонова и остановилась в гостинице через дорогу от театра. Я тяжело знакомлюсь с людьми, к тому же спешила домой, но отчего-то пошла с Наташей. По-моему, я никогда не была так открыта перед человеком, с которым только что познакомилась, и рассказала ей про Владика — как он талантлив, как ему хочется играть настоящие роли, и что он решил уйти из театра навсегда. Новая знакомая попросила его фотографии, вечером я тайком вытащила их из альбома, чтобы отдать ей утром. Прибежал Владик, тоже порылся в альбомах и убежал назад в театр. Утром, когда я принесла Наташе фото, она удивилась: на них был тот же актер, что заинтересовал ее вечером в Театре драмы.

Но Владика даже не вызвали на кинопробы. Наташа звонила нам: „Ребята, не волнуйтесь“. Фотография Влада лежала под стеклом на ее рабочем столе, Наташа всем режиссерам предлагала обратить внимание на этого актера. И вдруг Александр Алов и Владимир Наумов пригласили Владика на пробы к фильму „Бег“ по пьесе Михаила Булгакова, который они собирались снимать. Получив телеграмму, Владик прыгал, как ребенок, от двери на тахту, стоял на голове, кувыркался».

Они со Светланой прикидывали, кого Влад может сыграть, перебирали разных второстепенных персонажей — на большее не замахивались, но все было не то, и в какой-то момент она робко предположила: может, Хлудов? Но «белый» генерал Хлудов — центральный герой, а у Дворжецкого — никакого опыта работы в кино… Режиссеры стали примеривать на него то одну роль, то другую, утверждали, переутверждали, он спокойно соглашался. Между тем именно на роль Хлудова никого не находили, хотя претенденты были, из самых известных. Но, как вспоминал Наумов, с некоторых пор образ Дворжецкого засел у него в голове, и то же происходило с Аловым, пока кто-то из них не проговорил: может, его? — а второй не выдохнул облегченно в ответ.

…Глаза — будто видевшие иные, неземные ландшафты, и впечатление, что все остальное лицо прилагалось к этим глазам. Лоб — высокий и крутой, напоминающий поверхность неведомой планеты. Нос — прямой и чуткий, и губы — нервные. Способность держать свой ходящий волнами океан где-то далеко и глубоко в себе, под почти непроницаемой, иногда едва ли не ледяной броней, только усиливала ощущение мощной энергии, исходившей от этого человека. Не зацепиться за «инопланетность» Дворжецкого кино 1970-х, где явственно прослеживалась линия тяготения к философии, мистике, отчасти даже визионерству — достаточно вспомнить фильмы Андрея Тарковского, — не могло.

Первое появление Дворжецкого-Хлудова в «Беге» — это когда он сидит, закрыв глаза. И вдруг распахивает их, обнаруживая страшный, пепельный, сгоревший взгляд. Персонаж Дворжецкого — единственный, кто посреди реальных характеров (какие там Ульянов, Евстигнеев, Ефремов!) действует словно во сне, как и полагается по пьесе. Он будто жилкой какой-то в организме бьется, он в свою шинель закутан, словно младенец в пеленки, и голова у этого Хлудова тоже — детская, нежноволосая, и глаза — страдающего ребенка, и рот, кажется, чуть-чуть и задрожит в плаче.

Так и Дворжецкий был «спеленут» в свою роль, и его первоначальная скованность (как говорил Борис Пастернак, «вам нужна свобода, а мне — несвобода») была той сжатой пружиной, которая не могла не «выстрелить».

Юрий Назаров, актер:

«Хлудов — ролища страшная, по весомости, по наполнению, по всему. Спортсмену, чтобы побить рекорд, надо, кроме природных данных, быть тренированным. Так и актеру. Влад, мне кажется, еще не имел навыков „по поднятию веса“. А роль Хлудова предстояло поднять и при этом с ума не сойти!.. Дворжецкий справился, он совершил подвиг, он вынес, донес. В „Беге“ видны его напряжение и колоссальная ответственность, видно, чего ему стоила эта работа. Зато в последующих фильмах он уже был спокоен и убедителен».

Бездомность и дом

Вернувшись в первый раз после начала съемок из Москвы, он в небывалом душевном подъеме рассказывал домашним о своей новой жизни. Бросил, как бы невзначай, что общался с внучкой Станиславского, и, увидев, как у Светланы раздуваются ноздри, рассмеялся: «Она же бабушка!»

Светлана Пиляева:

«Никто в театре не мог понять, как Дворжецкий, который ничего серьезного не играл, снимается в главной роли да еще в картине по Булгакову, книги которого мы доставали с трудом и читали запоем.

В „окнах“ между съемками Владик приезжал домой. Взахлеб рассказывал о том, что происходит на площадке, признавался, что очень волнуется.

Получил в Москве аванс