Пираты Карибского моря. На странных берегах - Тим Пауэрс

— Точно, — прохрипел Скэнк устало.

— Пускай кто-нибудь приведет Харвуда. Пожалуй, настало время его выхода на сцену.

— Есть, кэп. — Скэнк растворился в темноте, и Шэнди остался один.

Он вглядывался в юго-восточный горизонт, пытаясь невооруженным глазом определить очертания Ямайки. Но после двух бессонных ночей сфокусировать внимание на чем-нибудь было физически невозможно. Он видел лишь призрачные очертания, которые кружились и скользили, стоило отвести от них взгляд. Шэнди отчаянно надеялся спасти Бет, но не из желания почувствовать себя героем, а скорее потому, что после всего этого он сможет расслабиться и как следует выспаться.

С усталой бесстрастностью он размышлял: схватят ли его на Ямайке, а если и схватят, то что последует за этим? Можно было сказать, что условий амнистии они не нарушили, поскольку единственным кораблем, который они захватили, был «Кармайкл», а Харвуд уж точно не был его законным владельцем. Что может считаться меньшим преступлением: украсть просто или украсть украденное? Что ж, если его схватят и осудят, он по крайней мере освободит Бет Харвуд и заставит ее выслушать все, что расскажет ее отец. И докажет, что все было совсем иначе, нежели она думает.

Он потер усталые глаза и, не испытывая никаких переживаний, окинул внутренним взором все то, что он утратил за последние несколько месяцев: праведные убеждения, юридическое положение наследника, скептицизм, молодость, сердце... и он улыбнулся в холодную тьму, когда понял, что почти так же, как утраченной невинности и погибших друзей, ему жаль старого, потрепанного, но верного суденышка под названием «Дженни». Поскольку некого было поставить на откачку воды из трюмов во время сражения, шлюп затонул, и абордажные канаты угрожающе натянулись, накренив «Кармайкл». И с горьким чувством в душе Шэнди приказал рубить канаты. Со слезами на глазах Шэнди наблюдал за тем, как медленно под воду уходит мачта с залатанными парусами, и хотя он по-прежнему плохо слышал, а может, именно поэтому, ему показалось, будто он различает нестройный хор затихающих голосов, один из которых все повторял: «Я не собака».

По палубе за спиной зашаркали шаги, и Скэнк похлопал его по плечу и позвал:

— Эй, кэп!

Шэнди повернулся:

— Да? Где же Харвуд? Не важно, что он слаб, он должен...

— Кэп, — сказал Скэнк, — он мертв.

Шэнди почувствовал слезы ярости на глазах.

— Мертв?! Ну уж нет, этот сукин сын не может так просто умереть, он...

— Кэп, да он уже застыл и не дышит. Кровь не идет, если ткнуть ножом.

Шэнди пошатнулся, навалился на поручень и сполз вдоль борта, опустившись на палубу.

— Черт бы его побрал, — свистящим шепотом выдохнул он. — Черт его побери, что же мне теперь: плыть к берегу, лезть на скалы и разыскивать этого Хикса? Каким образом, черт побери, я должен... — Он спрятал лицо в ладонях, и на несколько секунд пораженному Скэнку показалось, будто он плачет. Однако когда Шэнди поднял голову и заговорил, голос его был хоть и хрипл, но тверд.

— Притащите труп сюда. — Шэнди медленно поднялся на ноги, повернулся к Ямайке, нервно сжимая и разжимая пальцы. Небо на востоке заметно посветлело, до восхода солнца оставалось совсем-совсем немного.

— Э-э, слушаюсь, кэп. — Скэнк заторопился было прочь, но остановился. — А... а зачем?

— Отыщи две планки, не меньше ярда длиной, и моток прочной и тонкой пеньки, — продолжил Шэнди, не отрывая взгляда от острова, — и... — Он сделал паузу и сглотнул, словно к горлу подступила тошнота.

— И что, капитан? — подхватил Скэнк.

— И иглу для парусов.

«Ну какой же смысл был покидать Порт-о-Пренс, — подумал Себастьян Шанданьяк, пытаясь устроиться поудобнее среди нагромождения валунов и травы, усеянной капельками предутренней росы, — если и под новой личиной Джошуа Хикса я по-прежнему тайком пробираюсь по берегу, ожидая сигнала с пиратского корабля?» Он зябко передернул плечами, поплотнее запахнул плащ, приложился к фляжке и хлебнул бренди, и его сразу согрел алкоголь и зависть кучера, который сидел в коляске всего в нескольких ярдах от него.

Он опять бросил взгляд на горизонт, потому что теперь заметил белое пятнышко вдали, на темной поверхности моря. Он приставил подзорную трубу к глазу и, прикрыв другой глаз ладонью, стал изучать точку. Да, это был корабль с высокими мачтами и квадратными парусами, но больше ничего разобрать было невозможно, корабль находился еще слишком далеко. Хикс нехотя опустил подзорную трубу.

Это, должно быть, Сегундо. Ну какой еще другой корабль будет на рассвете в канун Рождества проплывать мимо Портленд-Пойнта? Он оглянулся на коляску. Кучер сидел насупившись, завидуя хозяину, лошадь нетерпеливо ударила копытом, выдохнув струйку пара в прохладный утренний воздух. Но Шанданьяк продолжал сидеть, не вставая. Сегундо дал ясные распоряжения, что сам лично выйдет на палубу.

— Корабль может быть и моим, — сказал Сегундо с улыбкой, которая обнажала слишком много зубов. — Но меня на нем может и не быть, я могу задержаться или быть убит, в таком случае я вернусь уже после Рождества. А магия изгнания должна быть проделана именно в день Рождества. Так что приготовьтесь проделать обряд, если не убедитесь, что я стою на палубе и подаю знак рукой.

«Будь же на борту, — чуть не молился Шанданьяк, — дай знак. Не хочу я быть замешанным во все это грязное дело». Только сейчас ему пришло в голову, что ему куда приятнее находиться здесь, на обдуваемом всеми ветрами скалистом берегу, а не в уютной постели дома, ибо со вчерашнего вечера эта ужасающая негритянка взялась за подготовку всего необходимого: жгла жуков и змей в очаге, не страшась их укусов, а затем аккуратно собрала пепел и посыпала им корни и листья, предназначенные на обед пленной девушке; опробовала и настроила примерно с дюжину оловянных свистков, что-то шептала в старые грязные бутылки, а потом торопливо затыкала их, словно пытаясь закрыть в них свои слова. И что самое невыносимое, от чего нервы Шанданьяка не выдержали и он поспешил на этот берег гораздо раньше, чем это было необходимо, — она на его глазах вскрыла себе вену над чашкой, собрав в нее не кровь, да и вообще не жидкость, а мельчайший черный порошок...

Вспоминая это, он теперь содрогнулся. «Улисс Сегундо, пожалуйста, будь на борту. Ты уж сам твори свое проклятое колдовство, не вмешивай меня больше, и тогда я смогу спокойно заняться подготовкой к вечеру. Уж ты сдержи слово, что уберешь из моего дома все магические принадлежности до трех часов, когда начнут прибывать слуги для подготовки вечернего торжества».

Он снова приложил к глазам подзорную трубу. Это, без сомнения, был «Восходящий Орфей», правда, немного потрепанный.

«Вот и отлично, — подумал он, боясь радоваться раньше времени, — через полчаса я покачу к себе обратно в Спаниш-таун, позавтракаю в клубе и вообще буду держаться подальше от дома, пока Улисс не закончит со своим отвратительным делом. Потом завью парик, проверю, чтобы моя одежда была тщательно вычищена, может, даже вздремну чуток, это же очень важно — суметь выкинуть из головы всю мерзость, чтобы произвести должное впечатление на Эдмунда Морсиллу».