Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Хотя американский флот гордился боевыми традициями, экипажи 1942 г. набирались еще в мирное время из людей, которые по большей части просто не нашли себе мирной профессии. Морской пилот Элвин Кернан писал:

«Многие матросы, как я сам, попали сюда потому, что после Великой депрессии в Америке не было рабочих мест… Мы бы не позволили считать себя людьми низшего сорта, да такого деления якобы и не бывает в Америке (если забыть, что черных и азиатов принимали во флот только стюардами и коками)… Зубы у всех были ужасные – тоже последствие Депрессии. Далеко не все получили школьный аттестат, в колледже ни один не учился. Все в прыщах, сквернословы, на берегу напивались и шумели. Я думал порой: “Что ж мы все такие тощие, с плохой кожей, низкорослые и волосатые?”»28

Сесил Кинг, главный писарь на борту Hornet, вспоминал: «У нас имелась небольшая группа никчемников, не то чтобы гангстеров, но эти ребята всегда оказывались замешаны в любое дурное дело, играли в азартные игры, занимались рэкетом». Одного из них ночью выбросили за борт»29. Для большинства моряков военная служба означала долгие годы скуки и тяжкого труда, и лишь короткие, яростные схватки вносили какое-то разнообразие. Мало кому нравилась жизнь на борту авианосца, но Кинг принадлежал к числу таких исключений: «В море я чувствовал себя в своей стихии. Мне казалось: вот ради чего стоило пойти во флот! Я бродил по кораблю, особенно под вечер, и просто наслаждался пребыванием там. Подходил к подъемнику на краю палубы, стоял, смотрел, как колыхается вокруг океан. Я был чуть ли не самым счастливым человеком на свете – родился вовремя, чтобы успеть сразиться за мою страну во Второй мировой войне. Вообще жить в такую эпоху казалось мне настоящей привилегией»30.

Расширение состава офицерского корпуса увеличило привлекательность службы в этом роде войск и нашлось немало людей, полюбивших жизнь на море и круг обязанностей моряка. Однако рядовые моряки, особенно новобранцы военного времени, пусть и выполняли свои обязанности с честью, не получали от этого никакого удовольствия. Некоторые не выдерживали: матрос с Hornet забрался на главную мачту и повис в 50 м над морем, собираясь с духом, чтобы спрыгнуть, но его отговорили капеллан и корабельный врач. Парня отправили в Штаты на психиатрическую экспертизу, а оттуда вернули на борт Hornet как раз вовремя, чтобы он утонул, разделив с товарищами ту участь, которой так страшился31.

Участники первых сражений на Тихом океане видели слишком много неудач, потерь и поражений. Ужасы, всегда сопутствующие гибели корабля, усугублялись роковым промедлением, пока удавалось найти и спасти уцелевших. Тихий океан очень велик, и многих, упавших в него – даже с борта огромного военного корабля, – так и не удалось отыскать. Когда поврежденный легкий крейсер Juneau затонул на пути к ремонтной базе на острове Святого Духа – взорвался пороховой склад, – помощник пулеметчика Аллан Хейн оказался среди тех, кому пришлось бороться в волнах за жизнь: «На воде плавала густая пленка бензина, толщиной не меньше 5 см, повсюду были рассеяны кальки, документы, рулоны туалетной бумаги. Никого разглядеть я не мог. Я подумал: “Ого, да я тут единственный живой”… Потом я услышал чей-то крик, посмотрел – а это был помощник боцмана… Он сказал, что плыть не может, ему ногу оторвало. Я помог ему забраться на плот… Ночь выдалась тяжелейшая, многие были тяжело ранены, умирали в мучениях. Тут никто никого узнать не мог, разве что на борту с ним тесно дружил»32. За три дня число выживших сократилось со 140 до 50, и всего лишь 10 моряков дотянули до девятого дня, когда их подобрали эсминец и аэроплан Catalina. Порой вместе с судном погибал весь экипаж; для подводных лодок это стало нормой.

Японцы развязали войну на море, подготовив целый корпус опытных моряков и летчиков, взяв на вооружение торпеду Long Lance – самое эффективное оружие этого рода в мире. Их радарные установки были слабы, а на многих кораблях радар вовсе не устанавливали. Хромала у японцев и разведка, зато они превосходили всех по части ночных операций, а в перестрелке поначалу оказывались более меткими, чем американцы. Великолепные истребители Zero могли дольше продержаться в воздухе – их вес был значительно снижен за счет отказа от бронированной спинки кресла пилота и от протектированных (способных затягивать пулевые пробоины) баков. Тем удивительнее на фоне такого превосходства японской морской авиации в 1942 г. показался исход следующей фазы борьбы на Тихом океане.

Адмирал Ямамото во исполнение своего стратегического плана настойчиво стремился к решающему столкновению. Не прошло и месяца после не принесших выгоды ни той, ни другой стороне действий в Коралловом море, как он уже нацелился на атолл Мидуэй, собрав 145 боевых кораблей для сложной амбициозной операции, задачей которой было расколоть американские силы. Небольшая японская эскадра должна была пойти на север, к Алеутским островам, а основной удар Ямамото собирался обрушить на Мидуэй. Предполагалось, что четыре авианосца из флота Нагумо (Zuikaku и Shokaku еще ремонтировались после инцидента в Коралловом море) приблизятся к острову с северо-запада, быстроходные линкоры Ямамото будут следовать в 500 км за ними, а транспортная флотилия подойдет с юго-запада и доставит 5000 десантников.

Ямамото был, вероятно, умным и даже симпатичным человеком, но план захвата Мидуэя обернулся поистине эпическим провалом, и стала очевидна непреодолимая ограниченность этого военачальника. Прежде всего этот план требовал разделения имевшихся в распоряжении Ямамото сил, и, что хуже, в нем проявилась типичная для японцев «гибрис» – погибельная гордыня: к примеру, им в голову не пришло, что американцы могут о чем-то догадаться. Но адмирал Честер Нимиц, главнокомандующий американского Тихоокеанского флота, знал о приближении противника. Это была одна из самых успешных операций разведки за всю войну: коммандер Джозеф Рошфор, находившийся в Пёрл-Харборе, на основании частичных дешифровок, полученных Ultra, сообразил, что основной целью операции Нагумо будет Мидуэй. 28 мая японцы изменили систему кодов, и шифровальщикам Рошфора пришлось биться неделями, пока они взломали и эти коды. Однако, к счастью, смена кодов произошла слишком поздно: команда Рошфора успела осуществить свой блистательный прорыв, и планы Ямамото уже не были загадкой.

Не менее поразительной оказалась и отвага Нимица: он решился поставить все на предложенное Рошфором истолкование японской тайнописи. Японская разведка, как всегда, неточная, доносила своему командованию, что Yorktown покоится на дне Кораллового моря и что два других авианосца США, Hornet и Enterprise, ушли к Соломоновым островам. Но героические усилия 1400 рабочих верфи Пёрл-Харбора вернули Yorktown в строй, хотя и с временной заменой летной палубы. Нимиц таким образом получил возможность снарядить две группы для прикрытия Мидуэя: одну повел Флетчер, возглавлявший всю эту операцию, а вторую – Рэймонд Спрюэнс. Предполагалась операция преимущественно с участием авианосцев, чьей мишенью станут тяжеловесы из флотилии Нагумо, а старые медленные корабли оставили в гаванях Калифорнии. Главной ударной силой назначалась морская авиация.

Почти столетием ранее величайший американский писатель-маринист Герман Мелвилл писал: «Есть в морском сражении нечто, принципиально отличающееся от сухопутного. В океане нет ни рек, ни лесов, ни берегов, ни городов, ни гор. В спокойную погоду это сплошная равнина. Здесь неприменимы стратагемы обученных армий, никаких индейских засад: все открыто, очевидно, текуче. Сама стихия, удерживающая на своей поверхности противников, подчиняется малейшему капризу ветерка. Благодаря такой простоте сражение двух боевых кораблей более похоже на описанный Мильтоном поединок архангелов, нежели на гораздо более грубые схватки на суше»33.