Старый пёс - Александр Щеголев

По дороге я позвонил Мише. Он не спал (жаль, разбудить его было бы приятно). Я спросил, был ли у Франковского личный искусствовед, которому он полностью доверял. Оказалось, был. Тогда я попросил Мишу вызвонить, несмотря на поздний час, этого специалиста и задать единственный вопрос: показывал ли ему Франковский этот самый стилет? Миша слегка возбудился — тоже, видать, вспомнил слова Рудакова, на которые поначалу не обратил внимания, — и сделал всё в лучшем виде. Перезвонил через несколько минут. Оказалось, стилет-таки был, Радик раздобыл его совсем недавно и не успел эту вещь атрибутировать, потому, очевидно, и не торопился вносить в списки. Да, но тогда вопрос: откуда Рудаков знал про стилет?

Предположим, ему рассказала Вика, с которой (тоже предположительно) он состоит в близких отношениях. Но тогда почему он своею рукой не внёс этот экспонат в список пропавшего? Забыл? Следователь по особо важным — ЗАБЫЛ важную улицу? Не смешно.

Вот и получается, что в машине Рудаков банально проговорился. Отчего потом заметно нервничал.

Как только сообразил я про стеклянный стилет, так и прозрел будто. Косяком пошли мелочи, которые почему-то проходили мимо моего внимания. Тут же вспомнил про Дуреквасова, жившего в том же подъезде, что и Франкенштейн. А ведь из стукачей уйти непросто. Сорваться с крючка — суметь надо. То есть как бы Барабашка ни менял фамилию и место жительства, каким бы деловым и состоятельным ни заделался, он всё равно у Рудакова в кулаке.

А ещё — вопрос про папку с копиями дел. Он точно знал, что папка не утрачена, несмотря на все мои увёртки и прямое враньё. Сказал, что напавшая на нас с Ортисом шпана якобы дала показания, что папку эту в глаза не видела. Я уточнил у Миши (когда он отзвонился насчёт искусствоведа), присутствовал ли он на допросах тех бандюков, и, если присутствовал, о чём их спрашивал Рудаков. Миша присутствовал. Слышал каждое слово. Рудаков со шпаной не разговаривал, ему было не до того. Отлично, сказал я, тогда кому эти бандюки рассказали, что Арбуз им приказал изъять у нас папку с делом Франковского, но они не справились, и папка осталась у меня. Подобного разговора вообще не было, удивился Миша. А что, им и вправду такое приказали?

Вот и думай, откуда у Рудакова сведения про его папку с копиями.

Собственно, версия напрашивалась буквально сама собой. Поэтому я сразу, чтоб три раза не звонить, признался Михаилу в том, что меня вчера долгое время прослушивали и отслеживали. Кто-то прикрепил «клопа» мне к куртке, и сделано это было утром в кафе, где наша компания встречалась. Это не мы, мгновенно среагировал Брежнев, решив, что я кидаю ему предъяву. Да не вы, отмахнулся я. Прослушивали меня люди Рефери, это, считай, доказано. А вот кто прислюнил к моей одежде прослушку — агромадный вопрос. Поэтому я очень тебя прошу, сказал я Мише, отправь кого-нибудь ко мне на квартиру, на старую квартиру. Там в коридоре, на тумбочке, лежит это самое прослушивающее устройство, которое я в конце концов обнаружил и сбросил. Оно в полиэтиленовом пакетике. Хорошо бы проверить его на пальцевые следы, учитывая, что ни я, ни кто другой до него не дотрагивался. Тот, кто прикрепил мне эту дрянь, действовал без перчаток, иначе мы бы в кафе заметили. Надо узнать точно, кто это был.

— Сделаю, — пообещал Миша. — Но если ты прав, то это же… это просто…

— Чужой среди своих, — подсказал я. — Военизированная игра «Зарница», синие против красных.

— Лучше сине-красные против красно-белых.

Всё, зашутили скользкую тему. И хорошо, и правильно.

— Но пока ничего не доказано, давай делать всё тихо.

Опер со мной согласился…

— Так я тебя внимательно слушаю, — напомнил я господину Мозгову. — В прошлую пятницу, поздно вечером, Рудаков вызвал тебя наверх, в квартиру Франковского. Что дальше? Вы зверски добили хозяина квартиры… Кстати, кто добивал, ты или Рудаков?

— Я никого не добивал! — всхлипнул он.

— Да неужели? Докажи!

В некоторых ситуациях презумпция невиновности — пережиток счастливого прошлого, и свою невиновность вынужден доказывать обвиняемый. Сейчас как раз был тот случай.

И Мозгов, захлёбываясь слюнями, принялся доказывать и рассказывать.

* * *

Мы чуть не опоздали.

Не случайно Рудаков перестал названивать мне насчёт папки. Кто-то донёс ему мои опрометчивые слова, дескать, завтра дело будет закрыто, и он, зная, что слов на ветер я не бросаю, решил перестраховаться. Бросил кабинет на Арбате, бросил дела и на исходе ночи помчался на своём «форде» в Осоргино, на дачу покойной тёщи, которая пока что пустовала.

На даче он и прятал хапнутую коллекцию. Так и лежала она в сумках, не разобранная, мало того, даже из фургончика сумки не были вытащены. То ли поленился «важняк», то ли готов был в любой момент её перепрятать. Скорее, второе. Фургон стоял на даче в гараже: на нём, очевидно, коллекция и была вывезена с территории «Красного квартала».

Миша с операми застали его, когда он раскрывал ворота гаража, готовясь куда-то рвануть вместе с коллекцией. Куда он мог спрятать забитые экспонатами сумки — вот так, в пожарном порядке? Моя версия: Рудаков настолько струхнул, что собирался примитивно утопить всё это богатство в одном из озёр Одинцовского района.

Впрочем, это мелочь, не заслуживающая внимания. Стервец потом всё покажет на следствии — в подробностях.

А пока Рудакова по свежайшим следам допрашивал Миша Брежнев, уведя его с улицы внутрь дачи и настоятельно попросив никого не вмешиваться. Опера только усмехнулись, услышав привычную просьбу. Они, разумеется, были не прочь оказать шефу помощь (физически, а вовсе не интеллектуально), но в данном случае весовая категория фигуранта была слишком уж высока.

Я слушал странные звуки, доносящиеся сквозь окно веранды, и думал, что Миша зря рвёт цветы своей селезёнки. Он ведь не садист, майор Брежнев, вряд ли ему доставляют удовольствие такие вот форсированные допросы. Понятное дело, он Рудакова не бил, зачем так примитивно, есть куда более тонкие и мучительные средства развязывать языки, не оставляя телесных следов. Но в чём я был уверен, так это в том, что ничего нового наш неожиданный клиент рассказать не сможет при всём желании…

История с исчезновением коллекции в целом была ясна.

Поздно вечером в прошлую пятницу, почти в полночь, получив пугающее SMS от Франковского, перезвонив ему и получив ещё более пугающий отклик, Рудаков примчался в лофт. Здесь пока всё чисто. Именно так оно и было. Обнаружив кошмарную картину, Рудаков внезапно сообразил, что он первый, кто узнал о преступлении, а преступление таково, что на него в итоге всё спишут, — буквально всё. Не знаю, сколько секунд он обдумывал эту мысль, и насколько она была спонтанна, но наш друг-следователь решил сорвать джек-пот. Он ведь и сам немного коллекционер — да-да! И если мы об этом не упоминали в наших разговорах, так только потому, что это было как бы настолько несерьёзно, что и словца не стоило. Ну любитель древностей и любитель, не подначивать же коллегу. Похоже, однако, что для Рудакова это было не совсем так, не считал он себя дилетантом, и старое оружие было для него не простым хобби. Вот и взорвалась бомба в его голове — ШАНС!