Билет на ладью Харона - Василий Звягинцев

Машина неожиданно резко затормозила, так, что Ляхова и Розенцвейга бросило на стенку кабины.

— Что за черт? Поаккуратнее нельзя? — вскрикнул Вадим, а сам уже привычно подхватил автомат, готовясь стрелять в сторону неведомой опасности. Не станет же Тарханов давить тормоз ни с того ни с сего. Но вокруг был все тот же безлюдный пейзаж.

Задним ходом грузовик сдал метров на сорок, снова остановился, теперь уже плавно.

Дверца распахнулась, Сергей высунулся наружу.

— Пассажиры! — закричал он с раздраженно-насмешливой интонацией. — Вы там спите или за обстановкой наблюдаете?

— А как же, — неопределенно ответил Ляхов, демонстрируя готовый к бою автомат.

— Так что же вы… — Тарханов не нашел подходящих слов и указал на придорожный столб с какой-то табличкой.

Ляхов всмотрелся и выругался. Удивленно и радостно.

«Джеззин» — гласила надпись на идиш, немецком и русском. Под белой стрелкой, указывающей влево, расстояние — 2,5 км.

— Это ж получается — вырвались?!

В приступе радости Вадим спрыгнул через борт на дорогу, готов был пальнуть очередь вверх, в качестве салюта, но снова подумал, что это было бы реакцией не совсем адекватного человека, а он-то — в полном порядке. Поэтому ограничился и без того слишком экспансивным вопросом.

— Примерно так. Я сам чуть не прозевал. Смотрю да и смотрю вперед, эти указатели сейчас вроде и без надобности. Вдруг как по глазам ударило — шрифт знакомый… Пока дошло — проскочили, пришлось возвращаться. Ну, теперь мы живем!

— Может быть, стоит еще немного вернуться, уточнить, где «граница миров» проходит? На карту нанести, на всякий случай, — предложил Розенцвейг, спокойно спустившийся по лесенке на заднем борту.

— Увольте, Григорий Львович. Обратно не поеду. Выскочили, и слава богу.

— Может, тут стенка с односторонней проницаемостью, — поддержал товарища Ляхов. — Сейчас снова туда заедем — а обратно уже не выпустит.

— Если так, как вы сейчас сказали, то как раз не впустит. Мы же с той стороны проникли, — возразил Розенцвейг.

— Несущественно. Я — категорически против. Считайте для собственного спокойствия, что граница — вон там. — Тарханов подобрал с дороги камешек, швырнул назад. Ляхов непроизвольно напрягся. Вдруг рванет, полыхнет, еще как-то обозначит себя незримый рубеж. Но — ничего.

— Поехали. Теперь хоть знаем куда. По машинам! — скомандовал Тарханов.

…Во вновь ставшем знакомым и привычном мире, руководствуясь чужой картой и собственной памятью, Тарханов через полтора часа привез свою команду на нормальную израильскую военную базу, прикрывающую развилку стратегических шоссе Дамаск — Бейрут и Дамаск — Триполи.

Аналогичную той, которую они надеялись увидеть и которая исчезла из района форта Бофор.

Крутнувшись машиной по территории, убедившись, что людей, а соответственно, и прямой опасности здесь тоже нет, Тарханов остановился и выключил мотор посередине жилого городка.

— Ну что? Устать мы не успели, предлагаю осмотреться по-быстрому, подобрать более подходящую для новых условий технику, загрузиться, потом до утра отдыхать, — предложил Тарханов. — Дозор выставлять будем?

— Не вижу смысла, — ответил Розенцвейг. — Ворота на всякий случай запрем, конечно, но это скорее по привычке. Кого нам тут остерегаться? Даже собак бродячих нет.

— А хотя бы гостей с еще более боковой дорожки. А? Может, тут настоящий слоеный пирог из времен и пространств. — Улыбка Майи была по-прежнему беззаботно-очаровательной, но глаза не смеялись.

— Д-да, а ведь и это тоже мысль… — Розенцвейг наморщил лоб.

— Караул не выставляем, — принял командирское решение Тарханов. — Но оружие иметь при себе, по сторонам посматривать, слушать и реагировать. Размещаемся здесь. — Он указал на двухэтажный четырехквартирный коттедж, выстроенный в английском стиле, из красного кирпича и с отдельными наружными лестницами к каждой двери.

— На устройство — полчаса. Час — на обед.

— Вы — здесь, — согласился Розенцвейг. — Тогда я — там. — Напротив находился абсолютно аналогичный, выкрашенный горчичного цвета краской коттедж. — В случае чего будем поддерживать друг друга огнем.

В подтверждение своих слов и намерений он легким шагом, которым, казалось, можно было ходить и по минным полям, настолько после него не оставалось следов на влажной кирпичной крошке центральной линейки, направился к воротам.

Из помещения стандартного КПП он, не бросив чужого автомата из прежней реальности, вышел с автоматической винтовкой «вальтер», которая при откинутых сошках и замене прямого магазина барабаном с лентой на сто патронов превращалась в легкий ручной пулемет. Через плечо у него свешивался кожаный ремень с восемью патронными подсумками.

Пока Розенцвейг ходил вооружаться, что, в общем-то, выглядело довольно странно, исходя из обстановки, Ляхов осматривался.

Удивительная вещь.

Лишенный насекомых и птиц, которые обычно почти не замечались, а чаще — просто досаждали своим беспокоящим присутствием, мир воспринимался жутко…

Впрочем, возможно, только для него. Других отсутствие мух, комаров и москитов только радовало.

Зато он убедился, с какой страшной силой начал проявлять себя растительный мир!

Неужели ему так мешали существа ходящие и летающие?

Кустарники, травы, стремительно дичающие цветы почти демонстративно пытались занять все, куда им раньше хода не было.

Уже почти заросли высокой травой дорожки, которые совсем недавно пропалывали и продергивали солдаты, ветки шиповника лезли в окна. Чувствовалось, пройдет еще совсем немного времени — и все тут покроется бурьяном и плющом, словно руины седой древности.

Как легко природа завладевает тем, что человек выпустил из рук, тихо, но неотвратимо старается вернуть все отнятое им в первоначальный вид. И как только человек уходит (неважно, куда), она это делает, причем с необычайной легкостью, мягкостью и быстротой.

А ведь сейчас всего январь, пусть и субтропический, а во что все окружающее превратится в июле?

Вадиму хотелось бы посмотреть на это здесь, но он догадывался, что и в Подмосковье тоже увидит неслабую картинку торжества растительного царства над животным.

Он встряхнул головой. Наваждение продолжается.

А единственный способ сохранить здравомыслие — не отвлекаться на мысли, инспирированные неизвестно где и кем.

Ладно, Львович вооружился. Тарханову и Ляхову пока хватало и прежнего оружия.

Автоматы казались достаточно удобными, чтобы носить их за спиной. Кроме того, обоим одновременно, не сговариваясь, захотелось доставить их домой. Как память о пережитом, как образец чужой технологии, в конце концов — как доказательство того, что нынешний день — не бред.