Аромагия - Анна Орлова

— Нет, госпожа Мирра, я в порядке! — возразил мальчишка, однако сиплый кашель опроверг его слова.

Боги, я ведь совсем позабыла о Петтере, бросила его мерзнуть в машине!

— Постойте, — решительно произнесла я, вновь открывая дверцу. — Я сейчас вернусь.

— Куда вы? — хрипло спросил он.

— Попрошу водителя госпожи Бергрид сесть за руль, — обернулась я. — В таком состоянии вам нельзя водить авто!

Он попробовал что-то возразить, однако я лишь отмахнулась. Мужчины, по моим наблюдениям, делятся на две категории. Одни «умирают» при первых признаках недомогания, другие же до последнего хорохорятся, делая вид, что бодры и веселы. И еще очень большой вопрос, какая из этих групп лучше!

Порывшись в саквояже, я извлекла бутылочку со смесью эвкалипта, сосны, розмарина и мяты, а также малиново-медовый сироп. Масла накапала на платок, а сироп налила в стаканчик и, подумав, разбавила его кофе.

— Вот, это — пить, этим — дышать! — велела я строго. Ах, какое непередаваемое благоухание! Как будто вокруг снова лес, нагретый летним солнцем, а от спелой малины текут слюнки…

— Что это? — подозрительно поинтересовался мальчишка, не спеша принимать лекарство.

— Клену тинга кольчуг даю я напиток, исполненный силы и славы великой; в нем песни волшбы и руны целящие, заклятья благие и радости руны[26]. — Процитировала я с насмешкой, заметив его колебания.

Петтер то ли фыркнул, то ли простуженно шмыгнул носом, но послушно осушил стакан.

— Вот и молодец! — умилилась я, по-матерински взъерошив его темные волосы.

Спохватившись, я отдернула руку, сделав вид, будто не заметила поплывшего по салону аромата ванили и мармелада, и вышла из машины…

Дело оказалось не настолько простым, как мне представлялось. Госпожа Халлотта заперлась в своей комнате, беспокоить ее слуги боялись, так что мне пришлось отправляться к хозяйке дома. К тому я собиралась поговорить с нею о судьбе несчастной гувернантки, вот и решила убить двух зайцев одним выстрелом.

Я заверила, что сама без труда отыщу спальню хозяйки, и мне предоставили бродить по дому самостоятельно.

Дверь в спальню оказалась приоткрытой. Я занесла руку, чтобы постучать, и замерла. Госпожа Бергрид сидела, опираясь на подушки, и ее морщинистая ладонь дрожала в руках Колльва.

— Любимая, прости меня, я не хотел! Прости, пожалуйста, прости!

— Что ты, милый, — ласково отвечала она, ероша его темную шевелюру. Судя по усталому тону, повторяла она это не в первый раз. — Ты нечаянно, бывает.

— Я люблю тебя! — выдохнул он и уткнулся губами в ее пальцы.

— И я тебя! — привычно, не задумываясь, ответила она.

Меня они не замечали, а я стояла на пороге, чувствуя себя полной дурой. Потому что их обоих окутывало благоухание пьянящего жасмина и страстных алых роз.

Как там я говорила: они не смешиваются, как масло и вода? Выходит, любовь может сыграть роль эмульгатора.

Я усмехнулась дикости сравнения и отступила назад…

Канун Самайна начался отвратительно.

Заснуть удалось далеко за полночь: после всех событий голова напоминала копилку, в которой звенели монетки — мысли.

В итоге я проснулась от раскатистых воплей, доносящихся с первого этажа: господин Бранд с утра пораньше воспитывал прислугу.

Несколько минут я лежала в постели, уставившись на потемневшие от времени и сырости потолочные балки, с которых свисали пучки трав. Смятые простыни и одеяла — теплый кокон, из которого так не хотелось выбираться.

Я заставила себя встать, ежась, накинула халат и, настежь распахнув окно, подставила лицо соленому влажному ветру. Меланхолия похожа на липкую смолу — в нее легко вступить, а вот отколупывать приходится долго и нудно, по кусочку очищая мысли от клейкой грусти.

Запах моря, мерный рокот волн и холодные капли дождя освежили меня достаточно, чтобы позвонить Уннер.

Она влетела в спальню, фонтаном разбрызгивая вокруг сладкий аромат роз. Ее щечки пламенели, как цикламены, челка кокетливо вилась, чепчик и передник слепили глаза белизной и хрустели от крахмала.

— Доброе утра, госпожа! — так жизнерадостно прощебетала она, что я невольно поморщилась: хотелось добавить ломтик лимона в переслащенный чай ее настроения.

— Доброе! — откликнулась я. — Вижу, ты сегодня в прекрасном настроении?

— Да, — улыбнулась она, показав ямочки на щеках. — Такой прекрасный день!

Я перевела взгляд на окно, по которому барабанил дождь, и усмехнулась.

— Если ты так полагаешь… — неопределенно протянула я. — Будь добра, приготовь синий вельветовый костюм.

— Что? — переспросила она, обернувшись ко мне. Затуманенные глаза, раскрасневшиеся щеки, концентрированный, почти удушающе сладкий запах розы…

— Помоги мне одеться, — повторила я терпеливо. — Синий вельветовый костюм, будь добра.

Она машинально повиновалась, но то и дело застывала с мечтательным выражением лица. Разумеется, я не выдержала.

— Уннер, что с тобой? Ты просто грезишь наяву!

Она покраснела так, что румянцем вспыхнуло не только лицо, но и уши, и шея в неглубоком вырезе платья.

— Он пригласил меня на свидание! — прошептала она ликующе. Лицо ее светилось торжеством.

Кто такой «он», можно было не спрашивать.

А меня вдруг кольнуло сожаление. Глупости, надо радоваться, что Петтер сумел пересилить свою безнадежную любовь и начал ухаживать за хорошей девушкой!

А здесь, в Ингойе, это почти равнозначно предложению руки и сердца. Неудивительно, что Уннер так счастлива.

Я тряхнула головой, прогоняя глупые мысли, и почти не солгала:

— Я рада!

В ответ она расплылась в улыбке.

— Спасибо, госпожа Мирра! — Уннер засуетилась, вынимая из ящиков необходимые мелочи. — Ох, вы сегодня плохо выглядите! В вашем возрасте нужно больше спать!

Я усмехнулась. Если бы не присущее Уннер простодушие, это высказывание можно было бы счесть весьма злорадным…

Пока Уннер меня причесывала и помогала одеться, я наблюдала за нею в зеркале. Она мила, достаточно воспитана, еще совсем молода. Они будут хорошей парой.

Надеюсь, мальчишка будет с нею счастлив…

Пока горничная наводила порядок на туалетном столике, тихонько напевая себе под нос, я прошлась по комнате, перебирая свои сокровища.