Тени старой квартиры - Дарья Дезомбре

Преодолевая ее сопротивление, он развернул ее к себе лицом, и она почувствовала, как одеревенели резко ставшие чужими руки.

– Вот те на, – растерянно протянул он, отодвигаясь. – Прости. Похоже, я вовсе не такой заманчивый жених, как мне самому казалось.

Ксения помотала головой:

– Дело не в тебе.

– Не во мне? – она услышала, как он нервно роется в кармане в поисках зажигалки. – А в чем же? В неблагоприятном астрологическом прогнозе? В тяжелой экономической ситуации? Или ты с детства обещана другому?

Он невесело усмехнулся, закуривая. Зашуршала одежда.

– Ну, ты хоть взгляни на меня, – вдруг попросил он. – Или я уж так тебе неприятен?

И она открыла глаза. Он стоял, возвышаясь над ней, взъерошенный, торопливо натягивая свитер. А она, разомкнув веки, высвободила наконец все непролитые слезы.

– Эй, ты чего?!

Лицо Ивана, секунду назад еще независимое и отстраненное, перекосилось от жалости. Он бросился перед ней на колени, прижал к себе еще крепче, чем во время их любовных объятий.

– Что случилось-то, а?

Он баюкал ее, шепча на ухо что-то ласковое и бессмысленное, ее доктор, ее единственный мужчина. Найденный и потерянный навсегда, и все из-за тайн этой чертовой квартиры! И вот он еще рядом, такой теплый, еще ничегошеньки про себя не понимающий… И Ксюша рыдала сладко, безудержно, жалея себя и завидуя его незнанию, его невинности.

Сколько времени прошло у них в такой неуютной позе? Пока Ксюшин плач, достигнув кульминации, не перешел от форте к пианиссимо, а потом и вовсе стих. Он ждал, а она все не могла решиться.

– Иван… – наконец начала она, – твой отец не просто следил за нами с Машей. Он хочет нас убить.

– Глупости, – погладил ее по плечу Носов-младший. – Ты его демонизируешь, и абсолютно зря. Знаешь, я тут, пока тебя разыскивал, с ним впервые подробно пообщался по телефону: он нормальный мужик, Ксюш.

Ксения вздохнула: боже мой, как же сложно!

– Твой отец, – начала она почти шепотом, но постепенно голос окреп, – большой бизнесмен с не очень чистыми руками и политическими амбициями.

– Когда это нечистые руки мешали в политике? – усмехнулся Иван, погладив ее, как маленькую, по голове. – О’кей. Я понимаю, что ты не хочешь такого деда нашим детям, но и не надо, забудь. Обойдемся и без него, нет, правда…

– Мы думаем, это он убил свою сестру. Твою тетку.

– Есть доказательства? – холодно заметил Носов-младший.

– Нет, – невесело усмехнулась Ксюша. – Конечно, нет. А еще нет никаких документов о твоем деде, Анатолии Аршинине. Тебе это не казалось странным?

– Не казалось, – Иван отпустил ее, чтобы дотянуться до пачки сигарет. И хотя Ксюша сейчас почему-то злилась на него, она почувствовала внезапное сиротство оттого, что он, пусть на секунду, но отодвинулся. – Я вообще им мало интересовался. Мне вполне хватало расплывчатых семейных преданий.

Ксюша молчала, глядя в пол.

– Ну? – не выдержал он. – И отчего, по твоему мнению, мой отец утопил мою тетку и хочет убить еще до кучи и тебя с твоей Машей?

– Твой дед… – начала Ксюша и опять запнулась.

– Мой дед – что? – чуть не зарычал он.

– Он блокадный людоед, Ваня.

Она проснулась от свистка и не сразу поняла, что это надрывается на кухне чайник. Чай по утрам пила у них только гостья – они с Любочкой пробавлялись кофием, но свист не унимался, и Маша вынула себя из постели. В дверях кухни она столкнулась с заспанной Любочкой, пропустила ее вперед выключить газ, и в наступившей блаженной тишине они с облегчением взглянули друг на друга.

– Воды в чайнике осталось – на донце. Еще чуть-чуть, и пожар.

Пожар был Любочкиной главной фобией, ее, как она выражалась, «бзиком». Она неодобрительно поморщилась и полезла в буфет за кофемолкой.

– А где Ксюша? – зевая, Маша вытянула ноги под стол.

– Думала, ты в курсе, – удивленно обернулась на нее бабка.

Маша помотала головой, встала, на всякий случай дойдя до ванны с туалетом – свободных. Хм. Ксения знала, что на улицу ей выходить нельзя. Маша кинула привычный взгляд вниз, на набережную, – пусто. Наверное, Ксюша попросила полицию сопровождать ее? Что само по себе правильно, но почему она не поделилась своими планами с Машей? Они с Любочкой сели завтракать, но у Маши кусок не лез в горло, и бабка это заметила.

– Не мучайся. Позвони и узнай, что случилось, – отодвинула она от себя пустую кофейную чашку.

– У нас уже неделю как нет сотовой связи. Живем по старинке, – пожала плечами в ответ Маша.

– Но твои полицейские друзья, я полагаю, отчитываются о том, где находятся?

Маша посмотрела в бабкины яркие, несмотря на возраст, глаза, улыбнулась:

– Все же в нашей семье уровень интеллекта падает от поколения к поколению.

Бабка встала, похлопала ее по руке:

– Просто ты плохо позавтракала. Мало выпила кофе и еще не проснулась окончательно.

– Пост у дома номер сорок три? – уточнил голос дежурного, до которого она смогла дозвониться только минут через пятнадцать. Кофе в ее чашке остыл. – Он снят.

– Снят? – похолодела Маша. – Как давно?

– Со вчерашнего вечера. С двадцати двух часов.

Спрашивать почему – было бессмысленно. Ей бы в лучшем случае выдали удобную ложь про нехватку кадров.

– Что? – Любочка стояла рядом, смотрела обеспокоенно.

– Ничего, – успокаивающе погладила Маша бабку по тонкой морщинистой руке. – Мне нужно идти.

– Ты же сказала, что это опасно? – взвилась Любочка.

– Было, – Маша отвела глаза, делая вид, что выискивает подходящую обувь. – А сейчас уже нет.

Бабка, полная подозрений, выразительно молчала. Но объяснять, что один из здешних олигархов сделал так, что у них отобрали пусть слабенькую, но защиту, и в доме теперь стало так же опасно, как и на улице, Маша не хотела.

– Куда ты? – только и спросила Любочка.

– В коммуналку, – не нашла в себе сил изворачиваться Маша.

– Так я и думала, что она туда побежала. Не выдержала. – И добавила привычное: – Чертова квартира.

Андрей не сказал Маше только одного: он не просто собирался в Питер. Он собирался в Питер на следующий день. Выйдя из нового здания аэропорта, взял такси. Адрес Любови Алексеевны был ему давно знаком. Раньше Андрей никогда бы не решился показаться пред ее светлые очи, но теперь он уже получил самый большой отказ из возможных, и чего ему было бояться? Как говорится, внуков вместе с Любовью Алексеевной ему уже не крестить, – он мрачно усмехнулся, называя водителю такси тот самый адрес. «Нет, – размышлял он, пялясь в предрассветные сумерки. – Тут надо думать о том, как увезти Машу в Москву». Не к нему – с ним уже все понятно, кому он нужен? Но подальше от господина Носова, соревноваться с которым бессмысленно и крайне опасно. Что из того, что Маша раскроет имя злодея? Это знание никого не спасет: у нашего олигарха такие друзья-подельники сидят в столице, что они раздавят Машу, не задумываясь, если даже сам Носов не сумеет сделать этого в Петербурге. Но в глубине души он знал одно Машино невозможное качество – это ее бессмысленное, отвратительное бесстрашие. «И что хуже всего – ведь не от глупости, – качал Андрей головой в темном салоне, не замечая насмешливого взгляда шофера в зеркало заднего вида. – Нет, не от глупости, а от ума. От какого-то внутреннего восприятия себя в этом мире, которое не позволяет остаться в общем ряду и не сделать шага вперед, обозначив себя простой мишенью». И наряду с глухим раздражением, которое это бесстрашие в нем вызывало, он не мог не восхищаться им и не пытаться, пусть даже против Машиной воли, спасти ее. И проговаривал, проговаривал про себя те аргументы, которые могли убедить ее бросить старое, никому не нужное дело – ведь что это было? Хобби, развлечение в отпуске? Вот пусть все так и останется… В крайнем случае, сказал себе Андрей, расплачиваясь с водителем, он привлечет тяжелую артиллерию в виде бабушки, которая должна же волноваться за внучку, разве нет?